Слова на стене
Автор: Elhe

Рейтинг: G
Герои: ТГ, ГБ, ВВ, ЛЗ
Жанр: Drama
Отказ: Да я вообще не понимаю этой грызни из-за денег…
Размер: Мини
Цикл: Цикла как такового нет, но это как бы сиквел к фику «Неприкосновен-ность. История Скаредо»... впрочем, его очень сложно назвать полно-ценным сиквелом. Читайте.
Аннотация: У всех бывают в жизни моменты, когда старая жизнь уже закончилась, а новая ещё не началась. Осознание этого часто приходит в ночи, ко-гда ничто не отвлекает тебя от мыслей и воспоминаний. В такие момен-ты чувствуешь себя невероятно уязвимой, какой-то нелепо-неуместной… И несмотря на всё то, что было, очень важно, кто окажет-ся в этот момент рядом… Потому что сейчас можно простить всё. Или почти всё.
Комментарии: Написано без учёта «ТГ и локона Афродиты», плюс следующих книг
Статус: Закончен

Ночь – странное время. Волшебное по самой своей сути.
Но и ночи бывают разные.
Некоторые ночи – просто ночи, ночи сна и покоя. Ночи отдыха и освобождения, когда тём-ное звёздное покрывало опускается так, словно его опускает ночь-мать. Всепонимающая и всепро-щающая мать. Она нежно поправляет покрывала над своими детьми и успокаивающе касается лиц и волос ветром-руками. Она поёт чудесные колыбельные шёпотом листвы. И всё уходит – боль и беспокойство, радость. Лекарь для души...
Случаются ночи страха, когда то, что прячется где-то глубоко внутри, вдруг выбирается на-ружу, когда кажется что оно там – за границей окна, под кроватью. Хотя оно просто внутри. Тот самый страх. Страх из потёмков души. И совершенно не важно что это за страх, в этот момент он везде. Он почти осязаем.
Есть ночи-раздумья, размышленья... Ночи осознания. И тысячи других ночей, самых раз-ных. Их столько, сколько существует чувств у человека, даже оттенков чувств. Миллионы и милли-арды...
А бывают такие ночи, в которые ничего необычного не случается, но которые навсегда ме-няют твою жизнь...

Моя рука нехотя скользит по стеклу, вычерчивая на нём знаки и символы. Впрочем, может быть, это только замысловатые кривые и ломанные линии. Так ли мне сейчас это важно?
Музыка, гремящая внизу, здесь почти не слышна – только равномерный гул.
Я сижу на подоконнике и вглядываюсь в чёрную даль острова. Тускло поблёскивает в не-ровном лунном свете гладь моря. На русалочьем озере опять хороводит нечисть – там то и дело вспыхивают огни. Интересно, а что празднуют они?
От камня идёт довольно ощутимый холод, но мне совершенно не хочется двигаться, чтобы не потревожить эту волшебную ночь. Я сижу, внимательно вслушиваясь в звуки, то и дело ожидая, что услышу чьи-то шаги. Но кругом тишина.
Я сижу и никого не жду.
Я сижу и жду кого-то...

Старые стены хранят в своей памяти тысячелетья и лица.
Они помнят смех и слёзы, они хранят тайны лучше, чем кто-либо ещё.
У стен, как известно, есть уши. У стен есть глаза. Только ртов у них нет.
Потому-то стены всё помнят. Всё помнят и молчат.
Такие разные и такие похожие стены. Родные стены.  Как мне будет их недоставать!
Всё ближе и ближе тот рассветный час, когда многим из нас, вчерашних школьников, при-дётся навсегда покинуть эти стены. Да, мы будем возвращаться. Мы будем вспоминать замок-город, с таинственными переходами и закоулками.
Мы будем возвращаться сюда...
Вот только это не одно и то же. Быть и возвращаться.
Нет, мы больше никогда не будем вместе как сейчас. Начнётся другая жизнь, мы сами бу-дем меняться с каждым годом всё больше и больше. И они, стены, тоже. И с каждым годом мы всё больше будем отдаляться друг от друга.  Пока однажды не станем совсем чужими.
И тогда мы уже не сможем возвращаться сюда, в это время. В самое прекрасное время на земле – время детства и надежд. Любви и предательства, обид и шуток. Всё это будет и там, в дру-гой жизни.
Всё это будет другим.
И лишь стены запомнят нас такими как сейчас – с целой дорогой впереди. С мечтами и обидами, ещё таких горящих и готовых начать всё с чистого листа, вступить в новую жизнь.
Только стены запомнят нас... сохранят нас...
Как хранят сотни других...

- Я так и думал, что ты где-то прячешься! – произнёс насмешливый голос за моей спиной.
Я ждала, вслушивалась, но всё равно пропустила то мгновение, когда в коридоре появились шаги.
Я оглянулась. Глеб. Как всегда выглядит шикарно. Чёрная шёлковая рубашка и белые брю-ки – простая одежда, на нём выглядит как-то иначе. Насмешливые чёрные глаза отражают свет лу-ны, ненадолго выглянувшей из-за туч.
В одной руке у него два бокала, другой он протягивает мне свой плащ.
Что ж... Не вижу причин отказываться. Благодарно набрасываю на плечи плащ и молча ки-ваю ему на подоконник, на котором уже сижу сама. Ему, конечно, особого приглашения не надо. Он протягивает мне бокал.
Я делаю глоток, отчего-то совсем не ощущая вкуса.
- Надеюсь, это вино? – спрашиваю я, снова отвернувшись к окну.
- А какая теперь-то разница? – я не вижу его лица, но могу поклясться, что он знакомо ус-мехается.

Я поднимаюсь по лестнице Атлантов. Уже глубокая ночь и коридоры совершенно пустын-ны. Да кроме того сейчас идут экзамены и ни у кого не остаётся сил на свидания и шалости. Вот и гостиная. В кресле возле печи сидит Ванька, он оборачивается, услышав мои шаги, и пристально заглядывает в мои глаза.
- Где ты была? – спрашивает Ванька. Чёрт! Я же обещала пойти с ним к Тарараху!
- Летала, - вздыхаю я. Всё равно у меня в руках контрабас, зачем врать.
- Одна?
Я колеблюсь, но всё же отвечаю честно.
- С Глебом.
- И ты так спокойно мне об этом говоришь? – горько усмехается Ванька.
Я пожимаю плечами.
- А что здесь такого?
Ванька молчит, я ещё раз пожимаю плечами и отворачиваюсь, чтобы уйти.
- Что с тобой происходит последнее время? – спрашивает меня Ванька. – Я тебя совсем не узнаю.
А что я могу ему ответить? То, что человек, заглянувший в тьму Тартара никогда не оста-нется прежним? Или, может быть, про свои сны, что больше похожи на видения. Видения конца. Нет, не нашего, к нам они не имеют никакого отношения, это история Скаредо. Или это только мой полночный бред...

- Ты мне так и не решилась сказать, что с тобой происходит? Ты меняешься... - говорит Глеб, потягивая из бокала вино.
- Тебя это не устраивает? – усмехаюсь я.
Алкоголь уже ударил в голову и мне странно спокойно и тепло. Впервые за последние не-сколько недель. И мне хорошо рядом с ним. Сейчас мне так хорошо бывает только с ним. Ему не надо ничего объяснять, он не требует отчётов и рассказов. Он просто здесь, рядом, когда он нужен.
Скорее чёрт, чем ангел, но всё равно, так спокойно мне бывает только с ним.
- Почему же? – Глеб копирует мою усмешку. – Ты меня устраиваешь в любом виде.
- Радует.
- И всё же.
- А зачем? – вздыхаю я, отворачиваясь к окну.
Глеб молчит, а потом спрыгивает с подоконника и подходит ко мне. Я поворачиваю голову. Какой же он высокий!
- Да так, не за чем. Бывают в жизни такие моменты, когда нужно, чтобы кто-то был рядом. У всех.
Я колеблюсь, но потом всё равно поддаюсь к нему навстречу, прикрываю глаза, наслажда-ясь теплом и защищённостью.
- И тебе?
- И мне, - говорит он, осторожно, но крепко прижимая меня к себе.
Сложно узнать его голос. Это голос не мальчика-вуду. Это голос простого человека. Живого человека.

Я боком поднялась по узкой лестнице следом за золотой нитью и заглянула в небольшую чердачную комнату. В центре площадки на небольшом возвышении, чертя тросточкой по столет-ней пыли под ногами, сидел юноша. Даже если бы у него не было его трости, я бы смогла узнать его. Это был Глеб.
- Ну, здравствуй! – усмехнулась я.
Глеб поднял бледное лицо.
- Ты совсем не удивлена тому, что я здесь, - хитро прищурился он.
- Я догадалась, ещё когда была на лестнице, - созналась я, опираясь плечом о стену. – У кого ещё хватило бы фантазии звать меня таким экзотическим способом.
Глеб только кивнул и поднялся.
- И чего же ты хотел?
- А как ты думаешь?
- Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? – улыбнулась я, едва сдерживая смех.
- А что? – невинно удивился Глеб. Я угрожающе прищурилась. – Ладно, ладно! Я просто подумал, что тебе это понравится...
- Что это? – заинтересовалась я.
Глеб не ответил, только покрутил свою тросточку жестом фокусника и стена напротив ста-ла совсем прозрачной. Да, это того стоило! Над морем занимался рассвет. Первые лучи солнца не-уверенно касались тёмного моря, окрашивая его разноцветными бликами.
В восхищении я подошла ближе и...
Глеб едва успел меня поймать. Стена не стала прозрачной. Она исчезла.
Как результат. Я стою у самой пропасти в сотню метров и единственное, что удерживает меня от падения, это руки Глеба, крепко обнимающие меня. Его чёрные глаза меня завораживают.
Сердце бешено стучит об рёбра, дыхание сбилось. Глеб медленно наклоняется ко мне. За-таив дыхание, я приоткрываю губы и закрываю глаза...
Глеб ловко поворачивает меня лицом к «стене».
- Не бойся, я тебя держу... – я и по голосу слышу, что он усмехается.
А так ли это важно?

- Не надо считать себя абсолютным злом! – рассмеялась я. – Иначе я подумаю, что у тебя мания величия!
- Так ты не считаешь меня злым? – удивился Глеб.
Я прищурилась, обдумывая свои следующие слова.
- Добрым я тебя совершенно точно назвать не могу, но и злым тоже. Ты – эгоист, скорее сентиментальный, чем добрый... Ведьма многому научила вас, но «забыла» научить самым важным вещам – тому, что любовь нельзя купить, невозможно выбить доверие, что твои силы – не игрушка. От твоих заклятий и проклятий очень сложно найти защиту, среднестатистическому магу это во-обще не под силу. Ты играешь этими силами, считая себя их повелителем, а они незаметно меня-ют и уничтожают в тебе то хорошее, что там ещё осталось...
- Я ведь не могу уже этого изменить. Зачем ты мне это говоришь? – Глеб отвёл взгляд.
Я судорожно сглотнула и осторожно коснулась его руки.
- Я говорю потому, что я, возможно, одна из немногих кого ты послушаешь. Потому, что всё ведь в твоих руках. Пусть твой дар и не светлый, но ты-то сам решаешь каким тебе быть... А, может быть, потому, что мне не безразлично то, что с тобой будет.
Чего стоят его удивлённые глаза и эта улыбка! Редко, когда он так улыбается! Открыто, без угрозы и насмешки, словно обычный мальчишка.
- И что ты скажешь мне делать?
- Попробуй, позволить себе быть добрее, - улыбнулась я.
- И всё?
- И снимай иногда эту дурацкую маску. Так ты гораздо лучше!

Погода была по-настоящему отвратительной.
Казалось, мир сошёл с ума. С серого неба сыпался мелкий противный дождь, а ураганный ветер превращал его в настоящее бедствие, бросая с силой в лицо и глаза. Но это, конечно, не мог-ло помешать тренировке.
Я неслась вперёд, с трудом удерживая в руке смычок и прижимая второй рукой к себе оду-рительный мяч. Искристый нервно хлестал хвостом. В последние дни он был явно не в настроении.
Ловко извернувшись в воздухе, я бросила мяч и поспешила прочь от дракона. Вернее по-пыталась поспешить. Ветер был настолько сильным, что контрабас отказывался сдвинуться с места.
С громким хлопком сработала магия мяча. Я оглянулась. Искристый с бешенными глазами разыскивал себе добычу. Ближе всех к нему была я...
Искристый понёсся ко мне, я резко отвела в сторону смычок. По его глазам я видела, что грозит мне совсем не проглатывание. Струны надсадно загудели, но контрабас всё же полетел впе-рёд. Вот только недостаточно быстро.
Я, даже не оглядываясь, чувствовала, что Искристый всё ближе и ближе. Соловей что-то кричал, бегая по полю, а дракона осторожно окружали ангарные джинны. Они сумеют его скру-тить. Вот только для меня уже будет поздно.
Я так и не поняла, как рядом оказался Глеб...

- Нет, я не хочу об этом говорить! – воскликнула я. – Просто взяла и пришла.
- Ну, мне, положим, ты врать можешь, - заметил Глеб. – Но себе – нет. Так почему ты здесь? Ты ведь ждала, я знаю? Их?
- Нет, - вздохнула я. – Кого-нибудь... Я хотела, чтобы кто-то обо мне вспомнил... Мне хоте-лось разделить этот вечер с кем-то из близких.
- Я вспомнил. Ты рада?
Я честно задумалась, пристально вглядываясь в его лицо. Из всех моих друзей и недругов, только он сейчас здесь. Он нашёл меня, когда я сомневалась в том, что это вообще возможно. Он пришёл, чтобы быть здесь, со мной. Он всегда понимал меня, как никто другой, и мне начинало казаться, что я тоже начинаю понимать его.
Поэтому я улыбнулась и кивнула:
- Да, я рада. Мне бы совсем не хотелось сидеть здесь одной...
- Ну, ты и не одна... Не нужно бежать от проблем. Особен6но, если есть люди, которые го-товы помочь.

Много ли нужно, чтобы разрушить отношения. Много. И мало. Всё не зависит от громких слов или бурных ссор. Не обязательны и предательства. Иногда достаточно одной фразы.
- Почему этого не может сделать кто-то другой? – сердится Ванька.
- Потому что я так решила сама, - довольно холодно замечаю я. – Он спас мне жизнь, ты не забыл?
И правда, спас. Если бы он не успел меня оттолкнуть от дракона, мне грозила бы, по мень-шей мере, инвалидность. Он спас меня и подставился сам. Да, некромаг не может умереть, пока не истечёт его «контракт». Но и некромаг может заболеть.
- Пропусти, мне нужно идти.
- Опять к нему?
- Да. Как ты знаешь, он всё ещё не пришёл в себя, а повязки нужно менять каждые три часа. И каждый час поить зельем.
- Ну, почему именно ты? – вспыхивает Валялкин. – Ты не понимаешь, что он сделал это специально?
Я пристально смотрю в глаза Ваньки. Он и сам шокирован тем, что сказал. Я – нет. Я разби-та, раздосадована. И внутри очень пусто.
Я молча смотрю в глаза Валялкину. Потом поворачиваюсь и возвращаюсь в магпункт.

В школе царит веселье.
Девчонки в разнообразных платьях, мальчишки в костюмах, солидные как никогда преж-де... Танцы, смех и шутки...
Вот только я чувствовала себя совсем чужой на этом празднике жизни. Я стояла в стороне, изредка перебрасываясь парой фраз со знакомыми, и чувствовала пустоту. Пустоту от потери чего-то важного. Так бывает, когда прошлое ушло, а будущее ещё не вступило в свои права.
Сейчас я была совсем не уверенна, что правильно поступила... Я вдруг впервые в жизни по-чувствовала себя здесь чужой. Да, мы все были вместе, но всё равно раздельно – каждый со своей компанией.
Я стояла в стороне и смотрела как все веселятся.
И мне впервые было стыдно за своё в высшей степени скромное платьице. И неуютно в удобных туфлях без каблука. Хотелось расправить плечи, поднять голову, но я лишь сильнее кута-лась в палантин... Я жалела, что толком не смогла привести в порядок волосы...
Глупо, конечно, не поэтому рядом со мной сейчас никого не было. Но этот факт уже гово-рил о том, что я меняюсь, становлюсь кем-то иным.
Надо признать, это немного пугало.
И я решила уйти. Последний раз подняться на «чердак» и прочитать папину надпись.
И я надеялась. Да, я ведь отчаянно надеялась, что кто-нибудь найдёт меня здесь, сидящую на окне. Ванька. Или Ягун. Кто-нибудь, кому я буду, действительно, нужна. Кто сможет меня заме-тить.
Но шли часы, а я всё также сидела в одиночестве на окне, и безумная надежда снова сменя-лась горечью и пустотой. Безумная потому, что замок слишком огромный, чтобы в нём столкнуть-ся случайно, или уж тем более, кого-то целенаправленно найти.

Я задержалась возле двери на несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Больше всего меня удивляло то, что решимость и не думала улетучиваться. Я постучала и решительно вошла, когда Ванька ответил.
- Вань, нам нужно расстаться, - решительно сказала я, тянуть я не хочу.
- Тань, ты чего? – ошарашено переспросил он.
- Я ничего, - вздохнула я, опускаясь на кровать. – Я устала. Устала быть в напряжении. Уста-ла от постоянных ссор.
- Мы справимся... со временем.
- Нет, - уверенно возразила я. – У меня нет больше на это ни сил, ни желания.
- Это всё из-за некромага? Ты уходишь к нему? – резко сказал Валялкин. Я даже подивилась количеству злости в его голосе.
- Нет. Я его не люблю, если ты об этом. Я просто ухожу от тебя.
- Тогда я совсем ничего не понимаю! – воскликнул Ванька.
- Иногда мне начинает казаться, что ты меня вообще никогда не понимал по-настоящему.

В свете луны на стене поблёскивает нацарапанная фраза. Вот ведь странно: в ярком солнеч-ном свете её невозможно заметить, а в лунном она сияет как подсвеченная.
«Выше нос, Лео! Мы ещё покажем судьбе мгновенный перевертон!».
Два года эти слова вели меня сквозь трудности и преграды. Два долгих года, а сколько их ещё будет впереди! Целая жизнь...
Странно всё-таки, что сейчас всё ощущается именно так – резкая граница между «до» и «после». Впрочем, я её скорее чувствую, чем понимаю. Я ещё не знаю, чем завтра будет отличаться от вчера, но отличие точно будет. Интересно, почему так всегда бывает – сначала знание, потом понимание?
Хотя иногда понимание так и не появляется... или приходит слишком поздно...
И мы тоже уходим. Ещё чуть больше часа и всё – пора начинать новую жизнь. Порог закан-чивается, начинается новый путь.
- Пойдём? – спрашиваю я.
- Ты хочешь вернуться к ним? – спокойно спрашивает Глеб. Слишком спокойно, чтобы я поверила.
- Нет, - я улыбаюсь. – Я просто хочу с тобой потанцевать. Или ты против?
- Я – за! – смеётся он.
Мы встаём и уходим. Оставляя стены и эхо. Эхо наших слов и наших шагов...

Я сидела возле кровати Глеба, наполовину задремав, наполовину бодрствуя. Бейбарсов бы-стрыми темпами шёл на поправку и моё присутствие в магпункте было совсем не обязательным, но я всё равно была здесь.
- Что ты здесь делаешь? – тихо спросил Глеб, проснувшись в очередной раз.
- Сижу, - я устало повела плечами.
- Я не об этом, - строго заметил он.
- Я знаю, - вздохнула я.
- Так в чём же дело?
- Я не хочу об этом говорить.
Некоторое время мы молчали. Я сменила ему повязку на груди.
- Это всё из-за Валялкина и Ягуна?
- Что? – я даже удивилась.
- То, что я лежу здесь, ещё не значит, что я ничего не знаю. Ты рассталась с маячником и поругалась с Ягуном, - заметил Глеб.
Я только пожала плечами, надеюсь, у меня получилось достаточно философски.
И мы снова молчали, потом я собралась уходить. Возле двери меня догнал вопрос Глеба.
- Это из-за меня? Ты меня любишь? – напряжённо спросил он.
Я повернулась и присмотрелась к нему. Похоже, ему, действительно, это важно. Без всего этого пафоса и цинизма некромага. Сказать правду – сделать больно, но врать – сделать в будущем ещё больнее.
- Не только. Нет. Я тебя не люблю.
И я быстро выхожу, чтобы не видеть его лица.

В зал Двух Стихий мы входим вместе. Глеб молча подаёт мне руку, я также молча её при-нимаю. Я почти никогда не танцую, но я всё же люблю танцевать.
Мимо мелькают лица – хмурое лицо Валялкина, ошарашенное Ягуна, ехидное Гробыни. Даже Сарданапал и Меди не остаются равнодушными. Едва ли они согласятся с моим выбором, только я-то уже выбрала.
Глеб кому-то кивает. Практически незаметно для других, но вполне ощутимо для меня. Пользуясь танцем, я поворачиваюсь. Так и знала. Наша Бедная Лизон. На меня она смотрит с пло-хо скрываемым торжеством.
Это так заметно, что я не могу не улыбнуться. И понимающе киваю, действительно, желая счастья и удачи. На самом деле на неё не обижаясь. Может быть, она сможет дать Ваньке то, чего он не нашёл во мне. Думаю, у неё хватит на это мозгов. Хватило же ей мозгов подумать и объеди-ниться с Глебом? Неужели она всерьёз думала, что я ни о чём не догадаюсь?
Слишком внезапны были наши ссоры, чтобы были простой случайностью.
Лизон ошарашено смотрит на меня, а я, рассмеявшись, поднимаю голову к Глебу. Он по-нимающе улыбается.
Нет, я совсем не злюсь на него. Не они разрушили наши отношения. Это мы сами их не удержали. Да и как удержать то, что давно состоит из одних трещин?
- Спасибо, Глеб, - тихо улыбаюсь я. Спасибо, что показал мне это.
Мальчишка-некромаг, который упорно идёт к своей цели. Мой смешной мальчишка-некромаг. Нет, я его ещё не люблю, но я уже согласна с тем, что я могу его полюбить, если он про-должит меняться. Если, наконец, снимет эту проклятую маску...
Я уже готова его полюбить.

Мы ушли, как вскоре уйдём и из этой школы, как будем снова и снова уходить куда-то в из-вестную неизвестность, а на стене остаются две надписи:
«Любовь меняет всё: людей, миры, магию. Любовь изменяет всё, даже неизменное. Даже пустоту», - Глеб.
И я: «Цель никогда не оправдывает средства, особенно для жертв этих целей. Но иногда и для жертв цель важнее средств».
Ещё одно свидетельство чьей-то жизни. Ещё одна молчаливая традиция.