Глава вторая
Запретная любовь

Мы не просто влюбляемся,
мы падаем в любовь.
Безрассудно и с ясной головой.
Мы падаем в любовь сразу и без остатка.
Мы влюбляемся в других,
как будто увидев свое отражение.

Ягун сидел на моей кровати, нахально гадая на розах Пуппера. Всё покрывало моей кро-вати было засыпано алыми лепестками, а в корзинке торчали только голые стебли.
- Любит, не любит, - считал внук Ягге. – А, Танька, привет! Любит, не любит… Танька! Ты, это, извини, - начал оправдываться он, заметив, что я удивлённо наблюдаю за розовыми ле-пестками на покрывале. – Я это, долго ждал, делать было не чего, вот и решил погадать…
- На розах? – возмутилась я.
- А тут других цветов не было!
- Ладно, но перед тем, как отсюда уйти – всё уберёшь! – вздохнула я. Было жалко не столько подарок Пуппера, сколько сами розы. И себя. Ягун, как всегда успеет исчезнуть, а вся уборка опять достанется мне. Тоже как всегда. – Слушаю.
- Чего? – удивился внук Ягге.
- Тебя, - недовольно уточнила я, смахивая с лепестки, чтобы сесть. – Чего хотел?
- Ничего! – нахмурился Ягун. – Ты чего такая нервная?
- Будешь с вами спокойной. Ты зачем растрепал всему Тибидохсу, что я тут чуть ли не умираю? Меня сегодня весь день все только и спрашивают, как я себя чувствую.
- Ну, ты нас вчера напугала…
- Это я уже слышала.
- А что сразу я! – замахал руками Ягун, он уже был не совсем уверен, что я шучу. Впро-чем, я и не шутила. – Ты вчера встала, ничего никому не сказала, а потом раз – и падать нача-ла. Если бы не Ловиптичкин, то точно бы упала.
- Бейбарсов, - машинально поправила я и тут же прикусила язык.
- С каких это пор, ты его фамилию поправляешь? – удивился внук Ягге.
- Да так, машинально вырвалось, - попыталась выкрутиться я. Ягун мне, конечно, не по-верил, хотя и сделал вид. – А что там с аспирантурой?
- Ну, Шурасик, Свеколт, понятно, поступили вместе на потусторонние миры, Катя тоже, куда хотела, я вот к Поклепу…
- Берегись Ягун, Поклеп не просто так тебя принял, - заметила я.
- Да, знаю я, знаю, - отмахнулся тот. – Что вы мне все об этом говорите, я и так всё пони-маю!
- Зачем же тогда поступал? – удивилась я.
- На то и расчет был, - ухмыльнулся Ягун. – Только у меня план есть. Не будет Поклеп ко мне придираться.
- А что за план?
- Пока не скажу, не обижайся, потом, когда получится! – Ягун меня последнее время удивлял. Когда такое было, чтобы он не похвалился гениальной идеей, как провести Покле-па? Может, взрослеет? Хотя сомнительно, такие как он навсегда остаются мальчишками.
- А остальные?
- Шито-Крыто у Зуби теперь, ну, про себя ты знаешь, а Зализина и Тузиков провалились. Не сказать, чтобы меня это удивило.
- А Глеб?
- Уже Глеб? – усмехнулся Ягун, а я опять мысленно чертыхнулась. Похоже, что он на меня за что-то обиделся. – Не переживай, с тобой твой ненаглядный Грызисухариков на теорети-ческой магии.
- Он не мой, он свой собственный! – разозлилась я. – Ягун, чего ты вообще ко мне цепля-ешься?!
- А зачем ты сегодня Ваньку обидела? – Опять началось! – Опять этот некромаг подсуе-тился? Понравилось, как он тебя вчера на руках таскал? – с вызовом спросил внук Ягге.
- При чём тут он! – вздохнула я, пытаясь унять раздражение, накопившееся внутри за по-следние дни. – Я просто немного устала. А вам ещё не надоело раздувать из мухи слона? Я что, по-твоему, специально к нему упала?!
- Кстати, очень похоже!
- Что за бред! – закричала я, уже не сдерживаясь.
- Бред? Тогда не зачем всё время с ним переглядываться! – вспыхнул Ягун и вылетел из комнаты, чуть не сбив по дороге Пипу.
- Что за шум, а драки нету? – хмыкнула она, вкатываясь в комнату. – Чего, сиротка, по-следнего друга достала своей физией?
- Уж кто бы говорил! – вспылила я. Достали! – Не тебе мне замечания делать с твоей  гло-бальной ущербностью на всю голову!
- Чего?! – взревела Пипа.
Мебель в комнате мелко задрожала, а тёмные, стоящие за её спиной предусмотрительно пригнули головы. Я не сомневалась, что конец нашего разговора с Ягуном она слышала, а значит, уже к ужину вся школа будет утверждать, что я влюблена в Бейбарсова. Но мне было уже наплевать. Я схватила шариковую ручку, листок бумаги и (сама не понимаю зачем) ри-сунок, и вылетела из комнаты.
Почему они всегда говорят со мной так, словно я Родину предала?! Разве не понимают, что я обычный человек! Не грозная русская Гротти, победительница Чумы, а простой чело-век! Почему все считают, что я сильная, я всё смогу, но никогда не должна ошибаться? Ладно, моя «дорогая сестричка», но Ягун, Ванька? Они же мои друзья… Тогда почему не понимают?
Я всего лишь человек.
Такой же как все. Это только в книгах и фильмах герои железобетонные, а я не они. Я просто девушка. У меня свои слабости, я не могу всегда поступать правильно, ну или так, как от меня ожидают. Я даже сама не знаю, что правильно, а что - нет.
Из глаз текли злые слёзы. Я неслась по коридорам Тибидохса, не разбирая дороги, как вдруг врезалась в кого-то. Я подняла голову. Глеб. Сначала мне хотелось сказать ему что-то резкое, как бывало всегда в последнее время, но, увидев его растерянное и обеспокоенное ли-цо, я странно всхлипнула и уткнулась ему в грудь. Совершенно неожиданно даже для самой себя.
Но уже через пару секунд Глеб бережно обнимал меня и что-то говорил. Слов я почти не запомнила, только интонации – теплые, успокаивающие. Он говорил те слова, которые знает всякий мужчина, которому хоть раз приходилось успокаивать женщину. Хочется добавить: любимую женщину, но я совсем не уверена, что всё именно так. Такие простые, незаметные слова, но такие важные…
Никогда бы не ожидала услышать их от некромага. И уж тем более не ожидала, что они будут действовать.
Я постепенно успокаивалась, но всё ещё стояла, прижимаясь к Глебу и сжимая в руке бумагу, ручку и его рисунок. Мне было надёжно и спокойно. Я знала, что он понимает, по-этому не задаёт вопросов, не пытается что-то доказать. И уже ничего не говорит.
Неожиданно Глеб отстранил меня. Я подняла голову, вглядываясь в его лицо. Оно и правда другое. Раньше Бейбарсов никогда не был растерянным, да и просто человеком, как сейчас. Уверенной ладонью он вытер мои слёзы и ласково провел по щеке. Потом улыбнулся, у него была очень мягкая, тёплая улыбка.
Я до этого никогда не видела его настоящей улыбки, только усмешку. Разве что тогда, ко-гда они прилетели в Тибидохс впервые. У него хорошая улыбка, тёплая, уверенная, откры-тая… Я снова не сдержалась и улыбнулась ему в ответ.
- И после этого ты будешь мне говорить, что тебе плевать на Боксируймышкина! – раз-дался у меня за спиной злой голос Ягуна. Я даже не стала поворачиваться, только опустила голову, Глеб всё также продолжал придерживать меня за плечи. – Утром обидела Ваньку, а сейчас уже в объятьях некромага! Ты – просто лживая дрянь!
Я не выдержала, вырвалась из рук Бейбарсова, и, не оглядываясь, побежала прочь. Вто-рой раз за день. Школа сегодня же всё узнает, это точно, а завтра Пипа и другие тёмные бу-дут издеваться во всю. А уж Зализиной на глаза и вообще лучше не попадаться, она такую истерику закатит! Если не проклянёт опять. А что? За милую душу!
Единственный же человек, который мне поверит, всё равно ничего не сможет доказать, ему самому придётся нелегко.
И всё же, как Ягун мог такое сказать! Он же ничего не знает…
Когда я, наконец, остановилась, то обнаружила, что вышла из Тибидохса. Возвращаться совершенно не хотелось, там ничего хорошего меня сегодня не ждало. На выбор у меня было два места – залив на берегу и ангар Гоярына. Я выбрала ангар – старый дракон последнее время не пускал к себе даже Ваньку, только Тарараха и меня. Чем не импровизированное ук-рытие?
Но мне не суждено было туда попасть – возле ангаров суетились джины, и я отправилась к морю.
Догорающий закат оставлял на воде красноватые блики, а небо на горизонте было уже совсем чёрным. Там уже загорались первые звёзды. Спустившись по нагретым за день кам-ням, я проскользнула в щель и оказалась на крошечном песчаном участке под сенью навис-ших скал. Большим плюсом этого места было то, что во время приливов вода не закрывала собой весь пляж.
Непостижимым образом солнце проникало сюда, согревая песок и камни. Тихо шумели волны, а на меня снизошло странное безразличие.
Внезапно я вспомнила, что хотела написать Гробыне.
«Привет, Склеп! Как там твои знаменитые покойники? – писала я. – Вий ходит по струн-ке или уже ползает? Ягун, ты не поверишь, подался на защиту от духов к Поклепу, а Зализи-на с Тузиковым провалились. Я вот тоже поступила, но к Сарданапалу на теоретическую ма-гию. Шурасик и Свеколт неожиданно решили учиться в двух школах одновременно и пошли на потусторонние миры. Тибидохс сильно изменился, после того как выпустили нас. Тебя тут не хватает – как-то тихо стало, Пипа по уровню не дотягивает, а больше и считать некого. – Со вступлением было покончено, теперь можно было описать суть. Я коротко написала Гро-быне о Глебе, Ягуне и остальном, не умолчав даже то, что разрыдалась на плече у Бейбарсова. - Ну, всё, а то уже ничего не вижу. Пока. Таня».
И, правда, стемнело. Я даже практически не разглядела сову, которой вручила письмо. Мне всегда было интересно, с помощью какой магии наши птицы всегда находят адресата, где бы он ни был. Тарарах пытался объяснить, но то ли он сам плохо понимает систему, то ли я не особо слушала его. Я так в это и не разобралась.
Я ещё долго сидела на остывающем песке, вслушиваясь в плеск волн, уже успела поя-виться лунная дорожка, а мысли всё не приходили. Было как-то пусто внутри. Тогда я свер-нулась в клубочек (ночи всё же холодные), прижав к себе рисунок, и легла. И ещё долго всматривалась в набегающие волны.
Я не заметила, когда уснула.

Он стоял на крошечном пляже, скрытом от чужих глаз скалами и морем.
Море тихо шумело, переливаясь в серебристых лучах необычайно яркой луны, отражая звёзды и глубину бездонного неба. Он никогда не мог поверить, что небосвод – только иллю-зия, а за этой мнимой границей скрывается только холодная, безжизненная тьма и пустота. Тьма, в которой нет ни жизни, ни веры, только вечный чёрный холод на миллиарды световых лет вокруг…
Днём это был недосягаемый и сказочно-прекрасный потолок, словно диковинная корона, венчающий удивительно-прекрасный и волшебный мир. А ночью… ночью ему казалось, что там, куда никогда не попасть, не подняться, царит волшебный мир, по-настоящему волшеб-ный. Именно там живут ангелы, демоны, единороги и прочие волшебные существа, именно оттуда родом драконы и некоторые люди.
Такие как она, спящая сейчас у его ног в этом богом забытом месте. Хотя, нет, сейчас ско-рее – в богом укрытом месте.
Её лицо было спокойно, а по губам скользила так любимая им мягкая, немного застенчи-вая улыбка, дарящая жизнь и свет. Когда-то давно он полюбил её, как ему тогда казалось, за то, что она принесла в его жизнь цвета. За то, что она вырвала его из тьмы и вечного отчаянья сырой землянки, полной костей и прочей мерзости. Он знал, что не смог бы выжить там, ес-ли бы не «встретил» её.
Она словно освободила его от тугого обруча, сдавившего сердце, сама не догадываясь об этом. Она одним своим существованием дарила ему надежду, что всё может быть по-другому, и что у него хватит сил дождаться перемен…
Но тьма к тому времени так прочно вошла в его существо, что он не осознавал, что навсе-гда стал её рабом, что уже не способен по-настоящему любить.
Он постепенно переставал быть таким, каким был на самом деле, превращаясь в кого-то, кто ему самому внушал отвращение и страх. Так часто бывает – мы брезгуем тем, чего боим-ся, надеясь, что так можно победить страх. Вот только короткий путь, не значит верный.
Только по ночам, когда спал, он вновь становился собой, тогда он мог любить её.
Потом он, наконец, нашёл её. Но тьма сделала его настоящим монстром, которого она боялась.
Когда ведьма учила их своему страшному искусству, он понял между строк, что первый некромант был совсем не такой как они. У него, как и у других Неприкаянных, были свои по-нятия о магии, о Свете и о Тьме. Лишь только настоящей души у него не было, как и у них.
Это ученики некроманта когда-то перевернули и извратили его учение, которого теперь избегают и светлые, и тёмные. Жаль только, он не мог узнать, а что же было в начале…
Он понимал, что нельзя любить того, кого боишься, но ничего не мог с собой поделать. Когда он просыпался, то снова становился Некромагом. И она наложила на него магию Аф-родиты, чтобы он полюбил другую.
Удивительно, невероятно, смешно и глупо, но именно эта магия его спасла. Он не любил ту, которую навязывал ему локон, хотя и испытывал к ней определённую нежность. Он всё ещё любил её, прекрасную, нежную, беззащитную.
Локон вдруг открыл ему путь спасения – он смог становиться Собой. Он смог по-настоящему любить. Он понял это, проснувшись однажды. Самое большое счастье для Не-прикаянных и некромагов – обрести хотя бы часть себя. И стал вновь рисовать её портрет. Впервые ему удалось передать не только внешнее сходство, но и суть – её лучистые, добрые глаза, мягкую, немного застенчивую улыбку, весь свет её нежного лица.
В тот день он сжёг старые безжизненные рисунки.
В тот день он нашёл это место.
В тот день он научился по-настоящему рисовать, передавая чувства, характеры, грани.
Он, как и всякий художник, был чувствителен к красоте. Он вдруг ощутил красоту и со-вершенство мира, он другими глазами увидел её. Как она прекрасна!
Он тайно наблюдал за её полётами, понимая, что она – одна из немногих, кого влечёт не-бо. Она, как и он, слышит тихий зов неба, преисполняется свободой, вычерчивая в поднебе-сье, нет, не фигуры высшего пилотажа – великую музыку жизни. Не за это ли полюбил её Пуппер, почувствовавший в ней родную душу? И он услышал эту музыку. Музыку, которая стирает границы между возможным и невозможным.
Но этого не объяснить. Это нужно видеть, слышать, чувствовать. Для этого нужно самому стремиться в небо.
Она дарит жизнь. Каждым взглядом, улыбкой, жестом. Просто так, сама до конца этого не понимая. Она дарит свет и надежду. И считает себя нелепой. Она помогает быть лучше, спасает, учит верить, любить, радоваться каждой секунде, мгновению жизни.
Многие считают её некрасивой. А ему смешно. Потому что они – глупцы. Её красота не в кукольной правильности лица или наигранном шарме. Её красота – в сияющих глазах, вос-хищённо открытых миру, лёгкой улыбке, более яркой, чем смех других, мягких немного дет-ских чертах лица, её словах, жестах, в её душе. Она как та звезда, которую он назвал её име-нем, так редко видна, потому что более броские и громкие затмевают её. Но лишь потому, что находятся ближе к тому, кто смотрит.
Как многое теряет мир, где вместо её волшебного и прекрасного света ценят глупую смазливость!
Пускай они говорят, что она не красива – для него она всегда будет совершенством.
Она была для него волшебным существом со звёзд.
Древняя магия локона не смогла сделать ничего – он всё ещё любил её. Потому что даже самая сильная и великая магия не способна противостоять настоящей любви.
А сегодня, когда она плакала, прижимаясь к нему, когда улыбалась ему, он понял, что нужен ей. Ему стало всё равно, что и кто подумает, и хотелось никогда не отпускать её, за-щищать и оберегать, смотреть в эти лучистые глаза…
Но он не мог допустить, чтобы ей делали больно.
Поэтому он перенёс её дальше, чтобы прибой не разбудил её, накрыл своим плащом, чтобы она не замёрзла, коснулся её волос, поцеловал в щёку. Его тут же пронзила боль, кото-рая возникала каждый раз с тех пор, когда она улыбнулась ему за завтраком, едва ему стоило прикоснуться к ней, улыбнуться ей.
Но ему было всё равно.
Полюбивший некромаг умрёт.
Он знал это, но ему было всё равно.
Потому что одна её улыбка была дороже всей его жизни. Теперь это было правдой.

Тот, кто спал на песке, знает, как это неудобно. Тот, кто не спал – попробуйте, объяснить словами это почти невозможно. И всё же я почувствовала, что выспалась. Море слегка золо-тилось от первых лучей просыпающегося солнца, вспыхивая бликами, похожее на живую невероятную драгоценность.
Вдруг я удивлённо села. Меня кто-то укрыл плащом. Я огляделась, никого не увидела, но только один человек знал об этом месте кроме меня, я тут же преисполнилась к нему благо-дарности. К тому же меня перенесли подальше от моря (на рассвете был прилив).
Что ж, если я проснулась, то надо идти назад, а то скоро к Сарданапалу, а у меня песок в волосах. Завернувшись в плащ, я вышла из своего укрытия.
Тибидохс ещё спал.
Это было то редкое время, когда можно было спокойно бродить по коридорам, не опаса-ясь наткнуться на Поклепа или кого-нибудь из студентов. Поклеп, наобщавшийся за ночь со своей русалкой, уходил в комнату, младшие студенты ещё спали, а старшие – уже. Обычно после беготни по свиданиям они ложились только под утро. И я тоже. Иногда.
Я оставила плащ и рисунок в комнате (убрала их в тумбочку – уже не тумбочка у меня, а музей одного человека!), захватила чистую одежду и направилась в душ. Горячая вода всели-ла бодрость, а отсутствие песка везде, где только можно, - радость.
Сегодня было воскресение. Скатерти должны были уже расстелить, я хотела было по-спешить в зал Двух Стихий, когда окно открылось и в комнату влетели три разномастных птицы (что ж, всё больше и больше, а что будет завтра?).
Две несли большую коробку, одна – письмо.
Я расплатилась и открыла письмо от Гробыни. Она была на удивление краткой:
«Да, подруга, у вас всё веселее, а говорят, что это на Лысой горе одни психи. Ан нет, тот лопухоид, который переделал Тибидохс в школу трудновоспитуемых прав был, надо будет потом выразит ему моё искреннее сенкь-ю. В общем, долго разводить разговоры у меня вре-мени нет, скоро запись, так что суть: забей на этих даунов и прилетай ко мне. Думаю, Сарда-напал тебя отпустит, ты только попроси. Твоя Гробулька. P.S.: Ищи меня на Нововедьмов-ской-7».
Дожили. Гробыня не читает нотации, не ехидствует, а приглашает в гости! Хотя там-то она точно оторвётся. А, впрочем, почему бы и нет? Не желаю сегодня видеть никого, особен-но Ягуна или Ваньку. С темными-то всё понятно – они на то и тёмные, а…
Да, ладно! Проехали. Как вы к нам, так и мы к вам. Сегодня у Сарданапала отпрошусь и – к Склеповой.
Только сначала нужно будет Глебу вернуть плащ.
Решив так, я быстро вышла из комнаты, прихватив плащ, но не успела дойти до комнаты некромага, как услышала голоса.
- И что ты мне хочешь сказать? – злой голос. Ягун.
- Ничего особенного. – Холодный. Глеб. – Просто я жду тебя сегодня днём возле сторож-ки Древенира.
- Предлагаешь дуэль? – усмехнулся Ягун. Я похолодела, не в силах двинуться с места. – Это тебе не сложно с твоими-то некроштучками. Но я всё равно не откажусь.
- Я обойдусь без магии, - заявил неожиданно Глеб, на некоторое время Ягун даже забыл, что хотел сказать. Я, впрочем, тоже, хотя до этого хотела вмешаться. – Можем устроить чело-веческую дуэль. Оружие выбирай сам.
- С чего это ты такой добрый? – поинтересовался неугомонный внук. – Даже без магии согласен?
Я тоже удивлялась Глебу. Днём ему было бы труднее использовать магию, хотя этого всё равно бы хватило и на двух-трёх Ягунов, если не больше, но он вообще от магии отказывает-ся! Я никогда не слышала, чтобы маги сражались на человеческих дуэлях. Я, конечно, злилась на Ягуна, но хорошо помнила, чем чуть не закончилась прошлая дуэль Бейбарсова.
- Я не добрый, - ответил некромаг. – Просто, не хочу, чтобы потом говорили, что у меня была фора.
- А причину я узнать могу? – спросил Ягун, уже даже с некоторым уважением.
- А ты не догадываешься? – усмехнулся Глеб.
- Догадываюсь, но лучше один раз услышать, чем десять предположить.
- Ты оскорбил Таню, - холодно заметил Бейбарсов.
- А нашу Танечку, - насмешливо бросил Ягун. – Это типа я был не прав, когда заметил, что она за спиной своего парня она водит шашни со всякими некрофилами.
- Ничего не знаешь, а обвинить готов любого, - Как он спустил Ягуну оскорбление? – Все вы, светлые, когда хорошо, - милые и пушистые, а как что не понимаете, готовы оскорбить и унизить. Трепло.
Больше из разговора я ничего не услышала. Вместо перепалки из-за угла послышался шум молчаливой драки. Я бросилась туда.
Глеб и Ягун катались по полу. Нос Ягуна стал ещё более красным, под глазом наметился синяк, а губы Глеба были разбиты в кровь. Несколько секунд я провела в замешательстве, а потом наудачу шепнула заклинание. Дерущихся окатило ледяной водой, и они заметили, что уже не одни. Этого времени мне вполне хватило, чтобы вклиниться между поднявшими парнями.
- Вы что совсем спятили?! – яростно зашипела я. – Хватит! Сейчас сюда Поклеп прибе-жит, тогда и устроит вам зомбирование! Он уже и так который день не в духе ходит!
- Что, нашлась защитница? – презрительно бросил Ягун Бейбарсову, намеренно игнори-руя меня.
- Таня, отойди, пожалуйста, - мягко попросил Глеб, опасно сузив глаза.
- Нет! Глеб! – закричала я. – Хватит! Ягун уходи! Тебя здесь никто не держит!
Внук Ягге сверкнул глазами и резко пошёл прочь, чтобы ударить Бейбарсова, ему нужно было сначала ударить меня, а этого он делать даже сейчас не стал. Я яростно развернулась к Глебу.
- Зачем надо было устраивать этот цирк! – возмутилась я. – Ты же взрослый человек!
Тот на мои слова никак не отреагировал, внимательно прислушиваясь к чему-то, затем он схватил меня за плечи и с силой втянул к себе в комнату.
- Ты что? – испуганно спросила я, чувствуя, как он прижимает меня к двери. От Глеба пахло чем-то свежим и приятным. Бейбарсов ничего не ответил, только кивнул на дверь.
Там раздавались чьи-то шаги и недовольное бормотание. Похоже, я была права, и По-клеп всё же пришёл. Я кивнула Глебу в знак того, что всё поняла, и он отпустил меня. Он сел на свою кровать, а я продолжила прислушиваться. Немного повозмущавшись и поугрожав, Поклеп всё же соизволил уйти.
- Зачем? – тихо спросила я, подходя к Глебу.
- Ты вчера не видела своего лица, - пожал плечами он и тут же перевёл тему. – Зачем ты пришла?
- Я просто хотела вернуть тебе твой плащ, - некстати смутилась я, что-то последнее время это стало входить у меня в привычку.
- А почему ты думаешь, что этот плащ мой? – усмехнулся некромаг.
- Ты прислал мне рисунок, - резонно заметила я. – А больше об этом месте никто не знал. Во всяком случае, мне так кажется.
- Ты догадалась? – спросил он.
Я понимаю, что он чувствовал. Когда делаешь кому-то тайный подарок, то делаешь так, чтобы никто ничего не понял, но в глубине души всё равно хочешь, чтобы тот, кто его полу-чил, догадался обо всём. И хочется, и колется… Это немного раздражает. А иногда даже не немного.
- Сложно было не догадаться, - мягко улыбнулась я. И почему, когда я рядом с ним, мне всё время хочется улыбаться?! – Я не знаю, чтобы у нас в школе, кто-нибудь ещё так хорошо умел рисовать, к тому же, ты знаешь меня. Но ты будешь говорить, что это был другой чело-век?
- Нет, если ты и так всё поняла, отрицать будет просто глупо, - Глеб попытался улыбнуть-ся, но тут же поморщился, а я вспомнила о последствиях короткой драки с Ягуном.
- Можно? - Я отложила плащ и аккуратно коснулась разбитых губ Бейбарсова, он вздрог-нул и снова поморщился. – Потерпи немного, я заговорю, - предложила я.
В своё время, ещё когда Ванька с Ягуном постоянно дрались, я научилась неплохо загова-ривать всякие там порезы, синяки, правда со следами заклинаний у меня практически ниче-го не получалось, но здесь этого и не требовалось.
- Можно мне тебя спросить?
- О чём?
- Вы счастливы с Лизой? – нерешительно задала вопрос я.
- По-моему, счастливы – не то слово: нам хорошо вместе, но это неправильно. Я уверен, она тоже это знает…
Когда я закончила, то увидела, что Бейбарсов очень странно смотрит на меня. Сердце как-то странно ёкнуло, когда я посмотрела в его лучащиеся светом глаза. Раньше они были не такими. Я снова смущённо улыбнулась и тут же разозлилась на себя. Как можно так глупо себя вести?! Скоро народ начнёт вставать, будет весьма не смешно, если кто-то увидит, что я выхожу из комнаты некромага.
- Я, пожалуй, пойду, - пробормотала я, вставая. – Пожалуйста, Глеб, не надо дуэлей, - по-просила я, а Бейбарсов снова вздрогнул – я почти никогда раньше не называла его по имени.
- Таня! – окликнул он меня, уже у самых дверей.
- Что?
- Ничего… - сказал Глеб и как-то странно посмотрел на меня, мне захотелось никуда не уходить, а подойти к Бейбарсову и обнять его. Совсем уже разозлившись на себя за это глу-пое (глупое ли?) желание, я пулей вылетела из его комнаты.
По счастью все ещё спали, и меня никто не видел. На душе было как-то странно. Хотелось смеяться, плакать, кричать от непонятных эмоций, переполнявших меня, по лицу расплыва-лась глупая улыбка. А в мозгу билась только одна мысль. Дура! Какая же я дура! Я даже не понимала, к чему конкретно относится эта мысль, а от этого злость на себя расползалась внутри всё сильнее. Я даже без причины запустила заклинанием в Инвалидную коляску.

Я ворвалась в комнату.
Пипа ещё спала. Сейчас по ней было трудно сказать, насколько мерзко она может себя вести. Во сне всё люди и не только похожи на детей – беззащитных, ранимых, правда у каж-дого к этому примешивается что-то своё – как отпечаток характера. И всё же, в такие минуты меня посещает мысль, что на самом деле всё люди по природе своей чистые и светлые суще-ства, а то, что они совершают столько ошибок, зависит от того, что против своей природы они живут по законам человеческого общества.
Человек – добр, а наше общество жестоко, от этого и столько несчастных людей, поте-рянных, озлобленных оттого, что они не могут до конца быть собой, даже если многие уже и не помнят, каковы они на самом деле.
Только во сне они вновь становятся собой. Только во сне. Когда отходят в небытие запре-ты и условности. Мне всегда казалось, чтобы понять человека нужно увидеть его спящим, а, возможно даже, заглянуть в его сны. Вот они - наши истинные лица.
Едва мне стоило об этом подумать, как гнев и злоба как-то незаметно улетучились.
Я вспомнила, как однажды дала обещание попробовать найти себя здесь. Я тогда в пер-вый раз всёрьёз задумалась о снах. Правда оказалось, что всё не так просто, как хотелось бы, но сдаваться я не собиралась. Общество сразу возмущается против подобных попыток, а это бывает больно, но я не сдамся. Я буду жить так, как чувствую, пусть даже это означает не так, как надо.
Внезапно моё внимание привлекла коробка, всё ещё стоящая на моей кровати.
Развязав верёвки, я сняла крышку. В коробке спал крошечный, размером с белку, не-обычный зверёк. Рыжий, с кисточками на ушах, пушистым хвостом и синим камнем во лбу. Зверёк неожиданно открыл глаза, а камень на лбу сменил цвет на яично-жёлтый.
У него были огромные голубые глаза, чистые и очень умные. Я не сомневалась, что он поймёт всё, что я ему скажу. Зверёк забавно наклонил пушистую головку и мелодично писк-нул. Он выпрыгнул из коробки и доверчиво потёрся об мои руки. Я машинально погладила его.
Тогда зверёк резво забрался мне на плечо и лёг там.
Я, ещё удивлённо поглядывая на него, внимательно осмотрела коробку.
«Белколис, - гласила наклейка сбоку. – Магический зверёк из серии магических помощ-ников».
Магический помощник?
Зверёк утвердительно пискнул и спрыгнул с моего плеча, бросившись к двери. Я решила последовать за ним. Зверёк уверенно скользил по коридорам и переходам, без малейшего сомнения выбирая повороты, мне оставалось только удивляться, как он так ловко ориентиру-ется здесь.
Наконец, он остановился возле… библиотеки.
Я пожала плечами и спокойно вошла. У меня была странная уверенность, что зверёк хо-рошо знает, что ищет.
Абдула вдохновенно парил, сосредоточенно строча что-то в тетради, я догадалась, что он сочиняет очередное проклятье, потому что он даже не заметил меня. За столом с картами дремала черноволосая ведьма Тайнгана.
Зверек поспешил куда-то вдоль полок, я покорно шла за ним.
Хорошо, что Абдула был погружён в своё творчество, а иначе он проклял бы меня с осо-бым цинизмом, увидев, как белколис скачет по полкам. Зверёк ткнулся носом в тонкую не-взрачную книгу. Я взяла её. «Редкие магические сущности», - гласило полустёршееся назва-ние.
Присев за один из столов я решила найти там моего зверька. Это оказалось удивительно просто.
«Белколис – одно из редчайших магических существ-оберегов, - гласила запись. – Об этих существах мало что известно, за исключением разве что одного яркого характерного призна-ка – камня на лбу. Камень это не простой. В то время как белколис не способен воспроизво-дить человеческую речь, его настроение и желание выражаются изменением цвета камня.
Синий – спокойствие;
Голубой – задумчивость;
Жёлтый – радость;
Розовый – нежность, любовь;
Чёрный – страх или возмущение:
Красный – гнев;
Белколис – чрезвычайно умное существо, способное тонко чувствовать изменение на-строения и эмоции человека, а также, по непроверенным источникам, предвидеть будущее. Также часто белколис копирует отношение хозяина к другим людям.
Волшебник, к которому попадает это магическое существо, должен быть крайне осторо-жен – белколис является вестником высших сил и защитником, способным помочь в трудной ситуации, но также это означает и то, что данный волшебник или кто-то из его близких на-ходится в реальной опасности
Считается, что последний белколис исчез ещё двадцать лет назад».
Да, хотелось бы чего-то более подробного, но это тоже кое-что.
- Значит, я была права, малыш, - сказала я зверьку. – У нас снова не всё спокойно?
Зверёк тоненько пискнул, кивнул головой и потёрся об мою руку. Его камень стал нежно розовым.
- Как мы тебя назовём? – вслух подумала я. – Может быть, Фидо?
Зверёк снова радостно потёрся об мою руку. Камень стал золотисто-розовым.
Вернув книгу на место, я вышла из библиотеки с Фидо на плече (прямо капитан Флинт, мысленно усмехнулась я) и направилась в зал Двух Стихий. А что делать, я же вчера даже не ела?
Большинство столов было занято полусонными учениками. Ни Ваньки, ни Глеба я не увидела. Когда я вошла, Зализина кисло посмотрела в мою сторону, но, к моему величайше-му удивлению, воздержалась от каких-либо реплик. Ягун, увидев меня, только мрачно отвер-нулся. Зато вместо него начали шептаться и смеяться другие, но я решила наплевать на всё и, сделав гордый вид, подошла к скатерти самобранке.
У меня возникла небольшая проблема – я не знала, чем кормить своего маленького друга, но он мне сам помог – кивнув на орехи. Взяв немного орехов для Фидо и бутерброды для се-бя, я нашла свободное место и занялась завтраком. К моей радости уже приближалось время идти к Сарданапалу. И не нужно было возвращаться в комнату.
Сфинкса не было. Посмотрев на часы, я вошла. Академик радостно приподнялся.
- О-о-о! – удивился тот. – Уже лет двадцать не видел таких зверей! Неужели белколис?!
- Да, - подтвердила я, протягивая Сарданапалу зверька. Тот радостно засветился желтым. – Мне прислали его сегодня утром.
- Ты раньше. Хотела что-то спросить? – задал вопрос Сарданапал.
- Академик, вы не могли бы отпустить меня на несколько дней на Лысую гору? – без оби-няков спросила я.
- А в чём дело?
- Гробыня просила приехать, - соврала я. – К тому же, там я могла бы спокойно обдумать тему своей магической работы.
- Танюша, только правду – это из-за того, что вчера произошло? – обеспокоено спросил меня академик.
Он всегда ко мне хорошо относился, а для меня он был словно дядя, который поможет, поддержит, если будет плохо. Я решила, что лучше всего будет правда, поэтому кивнула. Всё же обсуждать с ним тему моих взаимоотношений с Ягуном, Бейбарсовым и остальными мне не хотелось. Сарданапал не откажется помочь, но придётся слишком многое объяснять и до-казывать. Я сейчас к этому совсем не готова.
- Если тебе нужна помощь… - начал академик.
- Нет, спасибо, я сама, - поблагодарила его я.
- Тогда, поезжай, темы я тебе пришлю завтра, - разрешил Сарданапал. – А когда плани-руешь вернуться?
- Пожалуй, в среду, - решила я.
В дверь постучали, и вошёл Бейбарсов. Фидо со всех ног бросился к нему, лучась розовым и золотым. Академик лукаво блеснул глазами, похоже, про этих зверьков он знал побольше чем я. Или, по крайней мере, не меньше.
- Я тогда пойду, соберу вещи! – поспешно сказала я, подхватывая из рук удивлённого Бейбарсова своего пушистого друга. – До среды, академик!
- Таня! – сказал он мне. – Ты знаешь, почему появляются эти животные?
- Да, - откликнулась я. – Я читала.
- Будь осторожнее! – попросил он, а я уже закрывала дверь.
Не тратя много времени, я побросала в рюкзак самое необходимое, переоделась в джин-совый комбинезон и, захватив контрабас, поднялась на крышу Большой башни. По моим подсчётам часам к пяти я уже должна была быть на Лысой горе и могла бы ещё при свете найти дом Гробыни.
Погода начала портиться. Поднимался холодный ветер, а по ещё недавно безоблачному небу проносились тёмные тучи. Взмахнув смычком, я оттолкнулась от крыши и устремилась вверх. Фидо любопытно высовывался из кармана на груди, куда я посадила его, чтобы он не потерялся.
Как всегда, ощущение полёта и свободы захватило меня целиком, вытеснив всё кроме упоения воздухом. В такие минуты у меня за спиной словно вырастали крылья. Повинуясь этому состоянию, я, ловко орудуя смычком, исполнила несколько фигур, прежде чем под-няться к Грааль Гардарике.
Мир распался на радужные полосы.

Глава четвёртая
Радость водиться с печалью

Никогда не оправдывайся.
Твоим друзьям это не нужно,
а враги всё равно не поверят.
Элберт Хаббард.

Рано утром меня растолкала Гробыня.
Боже! Мне дадут когда-нибудь выспаться?!!
Не отпуская меня даже позавтракать – Склепова захватила с собой немного фруктов и сока, уже одетая Гробыня несколько часов что-то мудрила, пытаясь вылепить из меня нечто. Что у неё получалось, я до самого конца не видела – она меня не пускала к зеркалу, а уж за-помнить и проследить заклинания, которыми сыпала она, было почти нереально.
- Вам надо вылететь пораньше, чтобы успеть прибыть в Магфорд во время, - наставляла она. – Не вздумай даже лететь на контрабасе. Поверь мне, в вечерних платьях этого не дела-ют.
- А вы? – вставила я.
- Мы с Гунечкой телепортируем с другими журналистами через час – надо ещё взять у будущих молодожёнов интервью.
- А почему мы не можем телепортировать с вами? – поинтересовалась я.
- Вы – не журналисты, это раз, а ещё нам надо сделать сюрприз молодожёнам, никто не должен знать о вас заранее, это два. - Усмехнулась Склепова. – К тому же, так гораздо инте-реснее! Представь себе: узкая ступа, мягкий ветер в лицо, сильные руки любимого, прижи-мающие тебя к себе… Только долететь не забудьте! Эти три!
- Склеп! – вспыхнула я.
- Шучу, шучу. – Гробыня придирчиво оглядела меня с ног до головы. – Класс, Гроттерша, класс! Джейн хватит инфаркт, Пуппер забудет все торжественные речи, а его милые тётушки подавятся своими копирайтами!
Я медленно – длинная юбка не позволяла бежать – спустилась в сад.
Глеб стоял возле ступы, поглаживая по голове золотящегося от радости Фидо. Выглядел он превосходно: белый костюм, чёрная шёлковая рубашка, словно случайно не застёгнутые верхние пуговицы. Права была Гробыня – роковой мужчина для дам с высшим и незакон-ченным высшим образованием, вот только глаза у него теперь излучали любовь, а не мрак.
- Глеб! – окликнула его я.
Он резко развернулся и замер, восхищённо рассматривая меня.
И это было обоснованно. Гробыня, провернув титаническую работу, сумела добиться своего – я стала похожа на сказочную эльфийку. Небесно-голубое шёлковое платье скользи-ло вдоль ног, выказывая при каждом движении все изгибы тела. Создавалось впечатление, что ткань держится только благодаря белым, синим и голубым лентам, вместо выточек и пу-говиц, создававшим форму. Ленты выявляли мнимый корсет, обхватывали талию, оплетали руки. Всё платье словно парило облаком, настолько лёгким оно казалось.
Титанических усилий Гробыне стоили мои волосы – они стали гладкими, сияющими, за-вивающимися в изящные локоны; несколько прядей были убраны назад, открывая лицо, на затылке в них вплетались живые цветы, а прочие волосы, змеясь, сбегали до колен. Макияж был почти незаметным, но из-за него мои глаза оказались чуть ли не в пол лица.
И, в отличие от того, что я увидела в зеркале на выпускном, это была я.
Возможно, странная, непривычная, но с ней я ощущала некое родство. Эта часть словно дремала где-то в глубине меня, а я сама и не подозревала о ней, пока не увидела себя в зерка-ле.
- Ну, как тебе? – лукаво закружилась я, пока меня не остановили сильные руки Глеба.
- Ты прекрасна! – шепнул он, подхватывая меня на руки, и забираясь в ступу.
Фидо сегодня наотрез отказался оставаться дома, и нам пришлось взять его с собой.
Погода была солнечная, океан спокойным, так что Глеб вскоре поставил ступу на автопи-лот, и мы весь путь до Магфорда провели в полной тишине, нарушаемой только мелодич-ным бормотанием Фидо. Я нежилась в руках Глеба, не понимая, как я так долго могла не по-нимать, что всю жизнь ждала только его – самоуверенного, упрямого, насмешливого, но та-кого родного и любимого!

В Магфорд мы прибыли уже в сумерках.
В большом парке перед замком горели сотни фонарей, показывая дорогу к месту прове-дения церемонии. Едва ступа опустилась, как к нам подбежали распорядители, проверяя приглашения. Глеб, галантно поклонившись, помог мне выбраться из ступы. Откуда-то ли-лась музыка, подхватывая гостей и в чудном вальсе, кружа, увлекала их в глубь замка. На ле-стнице гостей встречал Пуппер, сияющий вымученной улыбкой, увидев меня, он воскликнул:
- О, Таня, ты здесь! You are wonderful! – прокричал он, перескакивая с русского на анг-лийский.
- Здравствуй, Гурий! – улыбнулась я в ответ.
- Tanya… - Гурий попытался прорваться ко мне, но к нему тут же подскочили магинити-зёры. Гости только поражённо оглядывались в нашу сторону, пытаясь понять, что же случи-лось с женихом. А музыка увлекала нас всё дальше и дальше.
- Вот, - шутливо шепнул мне на ухо Глеб. – Не успела ты появиться, как свадьба уже вста-ла под сомнение!
Он не ревновал. Он ведь и так чувствовал, что я люблю только его.
- Ну, что ты! – рассмеялась я. – Зачем мне Пуппер, когда я люблю тебя?
- Ну, он богат, знаменит… - начал перечислять Глеб, его глаза лукаво блестели. – А я про-стой российский некромаг…
- Перестань!
Мы снова весело рассмеялись.
- Я так люблю тебя! – прошептал Глеб.
Музыка вывела к огромному залу, наполненному разными празднично одетыми людьми. На потолке перемигивались звёзды, а декорации имитировали развалины какого-то антич-ного дворца, заросшие благоухающими цветами. Чувствовалось присутствие вдохновения и вкуса организаторов – ни Пуппер, ни его невеста, ни, тем более, его тётушки просто не до думались бы до такого.
Среди гостей мелькали невидимки, фанаты Пуппера, магические шишки и прочая, и прочая, но, похоже, только для нас с Глебом это место было похоже на сказочный мир.
- Это всё ваша магия, Ваше Высочество! – полушутливо-полупочтитель-но улыбался Бей-барсов.
- Ваше Высочество? – удивилась я.
- Конечно, кто же ты, как не эльфийская принцесса!
Музыка словно море перемешивала людей, не позволяя надолго создавать большие ком-пании, задерживаться на одном месте. Вокруг мелькали знакомые и незнакомые лица, но все они одинаково поражённо всматривались в моё лицо.
- Неужели это Таня Гроттер? – спрашивали они друг друга.
- Молодец, подруга! – смеялась Гробыня, на несколько мгновений вынесенная этим мо-рем. – Вы производите фурор! Похоже, они даже забыли, зачем здесь собрались!
- Начнётся церемония – вспомнят! – успела ответить я. Меня же волновал только один человек, тот, который в данный момент был рядом со мной.
Вдруг нас вынесло к «развалинам» лестницы.
На лестнице стоял величественный священник, а перед ним Гурий и верный Прун, вы-полнявший роль шафера. Музыка стихла неожиданно, двери распахнулись, и из них показа-лась невеста.
По моему субъективному мнению, хотя я далеко не знаток моды, они несколько переста-рались, наряжая её. Слишком пышная юбка немного мешала ей идти, но в целом платье бы-ло превосходно, вот только лицо у неё было не свадебное. Лицо Джейн было не счастливое, а скорее торжествующее, аккуратненький носик задран вверх, а глаза победоносно скользят по толпе.
Когда её взгляд скользнул по нам, то она чуть было не оступилась. Яростно глянув в моё лицо, она поспешила поскорее занять своё место рядом с Гурием. Они так и смотрели на ме-ня: Джейн яростно и возмущённо, а Пуппер печально и мечтательно, должно быть, пред-ставляя меня на месте своей невесты.
А мне было и грустно, и смешно – разве я могла быть вместе с ним?
- Может быть, зря я сюда пришла? – тихо спросила я Глеба. – А если ты окажешься прав, и свадьбы не будет? Они же меня потом живьём съедят.
- Ничего! Ты же не обещала Пупперу ничего. Насколько мне помниться, это он забрасы-вал тебя предложениями, а не ты его, - прошептал Бейбарсов. – К тому же у меня есть идея, как показать им, что ты для Пуппера теперь – только мечта и не больше.
С этими словами он встал позади меня, обхватив меня за талию руками и прижимаясь щекой к моему лицу, а я лишь блаженно прикрыла глаза. Но всё же успела увидеть, что Пе-тушкова вздохнула с облегченьем, а Пуппер как-то сразу погрустнел. Потянулась стандарт-ная церемония, знакомая любому католику.
- …Джейн Петушкофф, согласны ли вы взять в законные мужья Гурия Пуппер, быть с ним в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит вас?
- Да! – радостно крикнула Петушкова.
- А ты, Гурий Пуппер, согласен ли ты взять в законные жёны Джейн Петушкофф, быть с ней в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит вас?
Пуппер ещё раз оглянулся на меня, на что я лишь отрицательно покачала головой, что было, в общем-то, непросто сделать, потому что мне совсем не хотелось даже не надолго вы-рываться из ласковых рук Глеба.
- Да, - печально выдохнул Пуппер.
- Объявляю вас мужем и женой! – радостно закончил священник, тоже кося в мою сторо-ну. – Можете поцеловать невесту!
По правде, это невеста поцеловала жениха, а он только не сопротивлялся. Тётя Настур-ция, не выдержав, радостно захлопала в ладоши, а за ней и весь зал взорвался аплодисмен-тами.
В зал ворвалась музыка. Глеб подхватил меня, и мы закружились в танце. Не знаю, сколь-ко он длился, я только видела его лучащиеся от счастья глаза напротив, чувствовала его руки, обнимающие меня, и улыбалась всему миру, потому что не могла держать внутри перепол-нявшего меня счастья. Никогда бы не подумала раньше, что такое может быть. Что такое может быть с ним.
Мы остановились, только когда я почувствовала, что ноги отказываются держать меня. Тогда Глеб подхватил меня на руки и, смеясь, закружил, а у меня вдруг появилась мысль, что другие гости, глядя на нас, наверное, не могут понять, у кого здесь свадьба: у печального Пуппера и торжествующей Джейн или у нас с Глебом, бесшабашно кружащихся и лучащих-ся от радости.
Чем я тут же и поделилась с Бейбарсовым. Он рассмеялся и ответил:
- А не всё ли равно, что и кто подумает, главное – мы, наконец-то, вместе!
- Ты прав! – прошептала, улыбаясь, я.
Мы поднимали бокалы с шампанским, когда к нам подошли молодожёны.
- О, Tanya, my dear!.. Я так рад… Я никогда не видеть тебя настолько wonderful! - лепетал ошеломлённый Пуппер.
- За здоровье молодых! – подняла бокал я. Мы с Глебом чокнулись, Джейн и Гурий рас-терянно смотрели на нас. – Желаю вам счастья! – искренне пожелала я.
- Удачи! – лукаво усмехнулся Глеб.
- Таня, позволь пригласить тебя на танец! – воскликнул Пуппер и, прежде чем я успела возразить, потащил меня в круг танцующих. Я только успела беспомощно оглянуться на Глеба и прочить в его глазах желание, немедленно сделать Джейн вдовой.
- Что ты делаешь, Гурий! – возмутилась я.
- О, Таня, Таня! – вздохнул Пуппер. – Я думал, что уже почти забыл тебя! Но ты так пре-красна! Почему ты никогда раньше не была такой!
- Я никогда  раньше не была так счастлива, - честно ответила я.
- Неужели ты любить этого некромага! – вспыхнул Гурий. – Он, наверное, тебя приворо-жил!
- Глеб не будет делать этого, - возразила я. – Я люблю его.
- Нет, нет, нет, этого не может быть! – упрямился Пуппер. – Я докажу тебе, что ты не пра-ва!
Он вдруг потянулся ко мне, пытаясь поцеловать, я как могла вывернулась - всё же он был сильнее, - и его поцелуй, нацеленный в губы, только мазанул по щеке.
- Что ты делаешь Гурий! – закричала я, одновременно неосознанно залепляя ему звучную пощёчину. Звук прокатился по залу, услышанный в перерыве музыки, к нам тут же развер-нулись поражённые гости. Те, что ещё и так не смотрели.
- Ты сошёл с ума! – меня просто трясло. – Что ты себе позволяешь!
Я развернулась и бросилась прочь из зала, уже в дверях меня догнал бледный от ярости Глеб.
- Что случилось? – спросил он, останавливая меня. – Он тебя обидел?
- Он пытался меня поцеловать, говорил, что ты меня приворожил, а он откроет мне гла-за… - тихо сказала я, ожидая, что Глеб начнёт кричать, но он только молча смотрел куда-то в сторону, кусая губы.
- Я убью его, - бесцветным голосом сообщил он мне.
- Нет! – воскликнула я, поворачивая его голову к себе, чтобы посмотреть в его глаза. Они были тёмными и глубокими, почти такими как раньше. – Нет, прошу тебя, не надо!
- Почему? – вздрогнул Глеб. – Ты боишься за него?
- Глупый, - тихо сказал я, чувствуя, как слёзы кататься по щекам, именно они и привели Глеба в чувство. – Я за тебя боюсь. Они не позволят тебе выйти отсюда, если ты его просто ударишь. Они отправят тебя в Дубодам. Я знаю, что это за место…
- Я не боюсь.
- Я! Я боюсь! – вздрогнула я. Воспоминания о Дубодаме неожиданно ярко всколыхнулись в моей памяти. – Подумай обо мне, что будет со мной, если тебя не будет!
- А что будет с тобой? – его глаза потеплели, в них возвращалась жизнь.
- Глупый, - прошептала я, а слёзы текли всё сильнее. – Разве ты не понимаешь? Я же не смогу без тебя!
- Прости меня! – прошептал Глеб, на минуту зарываясь лицом в мои волосы. – Прости меня. Я так люблю тебя!
Он подхватил меня на руки и понёс к ступе. Через минуту Магфорд уже превратился в мутное пятно под ногами.
- Я тоже тебя люблю, - прошептала я, прижимаясь к нему как можно ближе.

Ради разнообразия утром меня никто не будил.
По комнате гулял ветер, залетавший в открытое окно. Интересно, а почему окно откры-то? Ах да, я же сама его вчера открывала. Мы прилетели на рассвете, Гробыни всё ещё не бы-ло, должно быть, она занялась своей сенсацией.
Да уж! Не свадьба, а мечта папарацци. Чувствую «Сплетни и бредни» мне лучше вообще не видеть, хотя какая-нибудь добрая душа обязательно покажет. А уж безучастных не будет вовсе. Такой скандал! Пуппер на своей свадьбе пытался поцеловать Таню Гроттер, а она, вле-пив ему пощёчину и обозвав прилюдно сумасшедшим, улетела с некромагом, с которым до этого обнималась целый вечер.
А как чувствует себя Глеб?
Мы вчера больше и не говорили. Пока летели, он только обнимал меня так, словно боял-ся, что я вдруг растворюсь, исчезну, или он сам вот-вот умрёт. Мне вдруг стало страшно. Жутко, нестись над беспокойным океаном, чувствуя его боль. И тогда первый раз я поцело-вала его сама.
Что это было?
Словно он по капле пытался вернуться к жизни, будто бы в тот короткий момент танца он умер, а сейчас пытался возродиться. Словно не верил, что я рядом с ним, что я обнимаю его, говорю, что я люблю его!
Спать я легла с опухшими губами, но всё же немного успокоенная, потому что Глеб, хоть и устало, но так нежно улыбнулся мне, что я поняла – всё будет хорошо. У меня даже было желание никуда его не отпускать, но я так испугалась своих мыслей, что позволила ему уйти. А сейчас вот не нахожу себе места от беспокойства. Всё же странные мы существа, женщины!
В дверь тихо постучали.
- Глеб? – бросилась я к дверям, распахивая их в одной только короткой ночной рубашке.
- К сожалению (или к счастью) – нет. – Выразительно хмыкнула Гробыня, оглядывая меня с ног до головы. – Позволишь войти?
- Конечно, - посторонилась, пропуская Склепову в комнату. – Ты не видела Глеба?
- Прочитай! – подруга кинула на кровать «Сплетни и бредни». На обложке красовалась фотография красного Гурия, прижимающего ладонь к щеке, и меня что-то яростно крича-щёй ему.
- Не хочу, - покачала головой я. – Я и так догадываюсь, что там могли понаписать.
- Знаешь-не знаешь – прочитай! – упрямо велела Гробыня. – На всё Лысой горе не оста-лось ни одного экземпляра, всё раскупили за какие-то полчаса.
«Вчера в Магфорде состоялось событие, взволновавшее всех поклонников (а особенно по-клонниц) драконобольной звезды Гурия Пуппера. В девять часов английского времени Пуп-пер обвенчался со своей давней подругой Джейн Петушкофф.
Роскошная церемония проходила в старинном королевском дворце, над декорациями трудилась армия из двадцати лучших организаторов свадеб Англии. По приблизительным подсчётам это обошлось молодожёнам в пять миллионов зелёных мозолей. По словам На-стурции, тёти звезды, им хотелось устроить запоминающуюся церемонию.
И им это удалось. Правда, запомнится это торжество не столько своим размахом, сколь-ко скандалом, разгоревшимся в завершении праздника.
Многих гостей удивило появление на церемонии бывшей возлюбленной Пуппера Тани Гроттер. Гурий Пуппер был без малого ошеломлён видом своей давней любви. Во время танца, он попытался поцеловать девушку, но она влепила ему пощёчину, назвав сумасшед-шим, и после этого быстро покинула Магфорд.
По словам людей, близких к Тане…»
- Твоим? – мрачно спросила я Склепову.
- А как же? – усмехнулась та. – Должен же был кто-то позаботиться, чтобы на тебя не на-вешали всех собак!
- Угу.
«По словам людей, близких к Тане, она была искренне поражена подобным поступком Пуппера. Не менее были возмущены Джейн Пуппер (Петушкова), тёти звезды и близкий друг и будущих муж Тани Глеб Бейбарсов, сопровождавший девушку на торжестве».
- Что за муж? – снова возмутилась я.
- Будущий, - хихикнула подруга. – А как, по-твоему, я должна была его назвать, после то-го как вы весь вечер удивляли прочих гостей вашими… хм, нежными чувствами. Надо было раньше думать, а не кружиться у него на руках прямо посреди зала.
Я вздохнула, но, вынужденно признав правоту Гробыни, снова углубилась в чтение.
«Уже после того, как пара покинула торжество, Джейн устроила прилюдный скандал своему мужу, впрочем, он на это не обратил практически никакого внимания.
Многих волнует вопрос: что послужило причиной брака звезды драконобола и известной модели? Ведь, по всей видимости, влюблённость Пуппера в Таню Гроттер имеет место быть до сих пор.
При этом за несколько часов до церемонии в своём интервью нашему журналу Гурий заявил, цитирую:
- О, нет, мы с Таней всего лишь друзья! Именно по этой причине я отправил ей именное приглашение на свою свадьбу. Моя любовь осталась в прошлом, хотя Таня всё равно остается важным человеком в моей жизни. Хочется разделить это радостное событие с близкими людьми…
Похоже, отношение Пуппера к Тане остаётся более близким, чем хотелось бы его быв-шей невесте, а ныне законной супруге, да и самой Тане Гроттер. Получить комментарии сто-рон по поводу произошедшего нам пока не удалось…
Подробные интервью читайте на следующих страницах…
С вами была спецкор «Сплетен и бреден», Гробыня Склепова».
- И как же ты давала комментарии сама себе? – мрачно спросила я Склепову.
- Заметила? – рассмеялась Гробыня. – Нужно же было дать свою версию происходящего раньше пупперовцев.
- И что ты об этом думаешь? – поинтересовалась я, рассматривая фотографии в тексте. Вот Джейн и Гурий перед алтарём, вот Глеб, кружащий меня на руках, вот Пуппер, пытаю-щийся меня поцеловать, а затем, крупным планом, ошарашенный пощёчиной Пуппер, и Глеб, на руках выносящий меня из замка.
- А что тут думать! – отмахнулась Склепова. – Весёлая тебе предстоит жизнь Танюха! Вот и ещё один скандал, а всё мимо меня!
- А что-нибудь дельное посоветовать можешь? – устало покачала головой я.
- Тебе нужно дать интервью. С издателями я говорила, они готовы прямо сейчас выпус-тить дополнительные листы.
- Интервью? – задумалась я. – А стоит ли?
- Стоит, ещё как! Если ты не успеешь дать интервью, то милейшие тёти Пуппера обвинят тебя в совращении их «мальчика»!
- Уговорила, - вздохнула я.
- Одевайся, мы ждём тебя внизу, - азартно потёрла руки Гробыня.
- Кто эти мы?
- Думаешь, я сомневалась в своих способностях! – подбоченилась Склепова. – Прежде, чем идти тебя будить, я притащила фотографа. Он там внизу с Гуней ждёт. Приводи себя в порядок, мы тебя ждём.
- Стой, Склеп! – задержала её я. – Ты Глеба не видела?
- Да видела, видела я твоего ненаглядного! Он куда-то улетел, но просил передать тебе записку.
- И что же там?
- Ты думаешь, я совсем без головы, чтобы лезть к вуду?! – искренне возмутилась Гробыня. – На, держи!
На клочке линованной бумаги быстрой рукой Глеба было написано:
«Малышка, не сердись! Мне надо немного проветриться. Пуппера обещаю не трогать. Давай встретимся в Тибидохсе. Люблю тебя. Глеб».
Я вздохнула и пошла приводить себя в порядок.

Миновав Гардарику, я опустилась на крышу Большой башни. У стены одиноко стоял Сарданапал, вглядываясь в лес на горизонте. По его виду становилось сразу понятно, что вче-рашние новости уже достигли Тибидохса. И вот теперь, я медленно шла к нему, стараясь по-нять, что думает об этом академик.
Нет, в том, что он осуждает меня, я ни капли не сомневалась.
Ещё бы, он разрешил мне уехать на несколько дней, чтобы я могла спокойно всё обду-мать и решить, в стороне от шума. А я за короткое время своего отсутствия успела устроить мировой скандал. Хотя, что я могу поделать, если неприятности – это моё второе имя?
- Здравствуйте, - тихо поздоровалась я.
- Здравствуй, Танюша! Как долетела? – голос академика не был обиженным, только уста-лым.
- Нормально, - откликнулась я облегчённо и замолчала.
Молчала я и всё то время, пока мы шли по Тибидохсу.
Проходящие мимо ученики хищно вглядывались в моё лицо, но, видя рядом Сарданапа-ла, не решались наброситься с расспросами.
Но меня это мало волновало, хотя было довольно неприятно. Мне не привыкать, что за спиной постоянно о чём-то шепчутся, с самого моего появления в Тибидохсе было так. Един-ственный человек, понимания которого мне хотелось бы – Ягун, но он-то меня точно не пой-мёт. Будет обижаться за своего лучшего друга, который пропадает в Сибирских лесах.
На моей кровати валялись вещи Пипы, а сама она изображала умирающую на собствен-ной.
- Пупперчик женился! – трагически произнесла она. – Я знала, что любовь причиняет боль, но не знала, что боль может быть настолько сильной. Мне не за чем больше жить! Моя жизнь кончена! – пафосно закончила Пипа.
- Пипенция, кончай ломать комедию! – прервала я «сестрёнку» - если ей позволить, она до вечера будет ныть и изображать из себя умирающего лебедя. – Как сказал бы Станислав-ский: не верю!
- И в кого ты такая вредная, Гроттерша! – возмутилась она. – В тебе нет ни капли сочувст-вия к несчастным, больным женщинам!
- Это кто у нас тут несчастная женщина? – довольно грубо поинтересовалась я. Сегодня у меня не было никакого интереса сносить выходки Пипы. – Если ты, то я – статуя Свободы!
- Нет, с тобой точно каши не сваришь! – скривилась Пипа, а потом хитро прищурила глаза и спросила: - А что у вас с Глэ-Бэ? Почему ты у нас одна вернулась? Уже поссорились?
- А тебя это касается? – усмехнулась я.
- Меня касается всё! – категорично заявила Пипенция. – А уж, тем более, семейные во-просы. Ты ещё помнишь, что мы родственники, а Гроттерша?
- К сожалению, ещё помню.
- Почему «к сожалению»?! – чашки тонко звякнули. – А, ладно, чего с тебя можно взять – ты же Гроттерша!
- Уж кто бы говорил! – фыркнула я, задвигая футляр с контрабасом под кровать. На по-добные штучки меня больше не поймаешь.
Потом развернулась и, не реагируя больше на нытье «сестрички» и подрагивающую ме-бель, быстро вышла из комнаты.
- Таня! – окликнул меня мрачный Ягун, поджидавший меня возле дверей. – Почему ты мне соврала? Ты же говорила, что между вами ничего нет.
- Между нами ничего и не было тогда, - честно ответила я. – Всё получилось внезапно.
- Ты ещё скажи, случайно! – злился Ягун.
- Не скажу, - я пожала плечами. – Почему ты считаешь преступлением, что я люблю его?
От моих слов Ягун дёрнулся и ещё больше помрачнел.
- Уже и любишь!
- Люблю! А в чём проблема? Вот ты любишь Лоткову…
- Причём тут Катя! – оборвал меня внучок своей бабушки.
- А при чём тут Глеб? – резонно ответила я или во всяком случае так мне показалось. – Или всё дело в том, что он – некромаг?
- В этом как раз никаких проблем! Но Ванька тебя любит!
- Я знаю, - сразу погрустнела я. – Я знаю, что Ванька любит, но я не люблю его…
- Раньше ты так не говорила!
- Раньше я по-настоящему не любила! – возразила я. – А так по твоей логике получается, что я и с Пуппером должна была быть?
- Почему с Пуппером? – не понял Ягун.
- А как же, он же меня тоже любит.
- Не сравнивай его и Ваньку!
- Тогда ты не сравнивай ни с кем меня! Я – это я, и у меня своя жизнь. – Как же ему объ-яснить? - Ты никогда не думал, почему мы с Ванькой были вместе? – он отрицательно помо-тал лопоухой головой. – Я тоже сначала не думала. А когда подумала, то поняла, что я его не любила – я была ему благодарна за то, что он оказывался рядом, за то, что понимал. Я просто перепутала дружбу и любовь, понимаешь?
- Нет, я не знаю, как можно перепутать любовь и дружбу!
- Выходит, можно. Думаешь, мне не тяжело оттого, что всё так вышло? Я просто не пока-зываю. Я понимаю, что виновата перед Ванькой, когда он вернётся, я с ним поговорю…
Мы стояли и довольно долго молчали, каждый думал о своём. Мне не хотелось продол-жать этот разговор, но и бросать его на этом месте было бы глупо. Это означало бы, практи-чески окончательный разрыв нашей с Ягуном дружбы…
- Вот скажи мне Ягун: ты мой друг? – вдруг спросила я.
- Друг, - помолчав, решил он.
- Тогда почему ты не можешь понять и принять решения своего друга? Ведь Ваньку ты понимаешь, чем я хуже Валялкина? Разве я тебя предавала, я тебе когда-нибудь серьёзно врала, или не помогала?
- Нет.
- Тогда почему ты не хочешь меня понять? Ведь дело именно в этом – ты не хочешь, а ни не можешь, меня понять!
- Я не знаю. Просто ты и… и этот некромаг! Бред.
- Ты же его совсем не знаешь! Как ты можешь так говорить! – теперь возмущалась уже я.
- Могу! – закричал Ягун. – Могу! Потому что ты совсем не думаешь, что делаешь! Ванька - отличный человек, он в любом случае лучше твоего Догоняйлошадкина! Вы были такой хо-рошей парой, что тебе не хватало?!
- Эх, Ягунчик, Ягунчик, - мне стало грустно от его слов, потому что они наводили на неве-сёлые мысли. Я вздохнула и очень спокойно сказала. – Жаль, что так всё вышло. Когда Ванька вернётся, я с ним обязательно поговорю, надеюсь, что хоть он сможет понять…
- Попробуй.
- Попробую, - пожала плечами я. – А ещё мне жаль, что так получилось с тобой. Я дума-ла, мы друзья, а оказалось… Оказалось, что ты готов обвинить любого, кто тебе не нравится, даже если совсем его не знаешь… Люди меняются. Оказалось, что ты можешь предать нашу дружбу. Я думала, что мы с тобой друзья. А выходит, что ничего не выходит… Выходит, что ты совсем меня не знаешь. А я не знаю тебя.
Я развернулась и пошла прочь по коридору.
Мне было тяжело и пусто, хотя слёз не было. Всегда тяжело терять друзей, а вдвойне тя-жело, если это случается не из-за расстояний или смерти, а из-за непонимания.

Глава шестая
Старый колодец

Худшая ошибка, которую
можно совершить в жизни, -
всё время бояться совершить ошибку.
Элберт Хаббард.

Следующая неделя была долгой и мучительной.
Мне так и не удалось ничего узнать о состоянии Глеба. Как я себя чувствовала? Так, словно сама находилась между жизнью и смертью. Но в отличие от тех, первых суток, внешне я это почти никак не показывала. Только не расставалась с рисунками Глеба даже на лекциях.
Ягун так и не подошёл, и, хотя мне была необходима его поддержка, я решила ничего не просить и вообще делала вид, что его не знаю. Гробыня звонила каждый вечер по зудильнику, и мы долго болтали с ней ни о чём, пикировались, но не касались главной темы. В остальное время разговорами старалась занять меня сострадательная Лоткова. Она таскала меня по всему Тибидохсу, пытаясь развеселить, я не сопротивлялась. А иногда даже пыталась улыбнуться. Только получалось у меня всё равно плохо.
Кроме того ко мне никто не лез. За исключением Пуппера, исправно присылавшего птиц. Его записки я сжигала, не читая. Пипенция и прочие тёмные не рисковали со мной связываться после того, как я случайно взорвала стол в общей гостиной.
Магпункт всё также был закрыт.
Прочих пациентов Ягге принимала в соседнем классе. На лекциях я совершенно не могла сосредоточится, хотя упорно делала вид, что записываю, впрочем преподаватели меня не спрашивали.
Больше всего меня удивила Зализина. Мало того, что она не стала закатывать мне истерик, так она ещё и, довольно равнодушно попрощавшись со всеми (и даже со мной!), улетела в неизвестном направлении. Шито-Крыто говорила, что она отправилась к дальним (на редкость) родственникам в Румынию.
По вечерам, совершив бешенную прогулку на контрабасе на предельной скорости (я ещё давно узнала, что усталость лучшего всего помогает не видеть сны по ночам), я пыталась заснуть в своей комнате, но через пару дней и несколько сеансов кошмаров, окончательно перебралась в комнату Глеба, где и так проводила большую часть времени. Удивительно, но именно здесь, где всё напоминало о нём, мне не снились кошмары.
Всё изменилось однажды утром.
Я проснулась, но не спешила открывать глаза.
В комнате слышались тихие голоса.
- Она опять здесь спит, - заметил мягкий, немного напевный голос Аббатиковой.
- А что ты хочешь, похоже, что она его, действительно, любит, - откликнулся другой, в котором я, немного покопавшись в памяти узнала Свеколт.
- Похоже на то…
- Ты ведь тоже любишь Глеба? – тихо спросила Лена, а я почти против своей воли напрягла слух.
- Любила, - поправила её Жанна, в голосе послышалась усмешка. – Когда он влюбился в Гроттер, то я поняла, что его отношение ко мне исключительно как к сестре.
- Я помню, - вздохнула Лена. – Мы тогда сидели, перебирая кости, а Глеб первый раз взял в руки какой-то грязный клочок бумаги, вытащил уголёк из печи и стал что-то чертить на нём.
- Да, я потом уже увидела, что это было. Когда старуха листала его папку. А, когда мы оказались в Тибидохсе, то сначала не могла поверить, что это Гроттер.
- Да уж, – снова вздохнула Свеколт. – Но меня удивляет не это, а то, что он смог полюбить. Некромаг не может полюбить, ты же знаешь.
- Ну, моё детское увлечение не в счёт, а как же вы с Шурасиком? – удивилась Жанна. – Разве ты не любишь его?
- Хотела бы! – как-то горько усмехнулась Лена. – Но я не могу. Он милый, замечательный, такой любознательный… Мне с ним хорошо, легко, интересно, он похож на меня, я даже к нему привязалась, но… Я не могу его полюбить. Я это чувствую. А он любит меня. Выходит, любовь это нечто большее, чем просто общие интересы и понимание...
- Зачем же вы вместе?
- Я не хочу, как наша старуха всю жизнь прожить в одиночестве, но дело не в этом… - отмахнулась Лена. – Помнишь, раньше, до истории с локоном, Глеб тоже также относился к Тане, только у него была и страсть…
- Да, но почему же он не влюбился тогда в Зализину? – спросила Аббатикова. – Раз это была только страсть…
- Я же не говорю, что это была только страсть… - недовольно заметила Свеколт. - Похоже, это была истинная магическая любовь. Такая встречается раз не на миллион даже, а на миллиард. Я порылась в книгах, там было сказано, что раньше ни одному некромагу не удавалось выбраться из этой ловушки…
- Какой ловушки?
- Ты помнишь, какой была до того, как попала к старухе? – проигнорировав вопрос Жанны, спросила Лена.
- Разве что какие-то события, но я не помню, кем была тогда, если ты об этом, - покачала головой Жанна.
- Именно. А вот Глебу благодаря его любви удалось сохранить того человека. Снаружи он был некромаг, а внутри – человек. Именно поэтому старуха часто злилась на него – он так и не стал до конца Неприкаянным. Что там получилось с локоном, я не знаю, так и не смогла ничего найти в книгах, но, похоже, что та, человеческая часть Глеба, одержала победу. Он научился тому, о чём мы можем только мечтать.
- Но почему же тогда он сейчас в коме? – спросила Аббатикова.
- Ты помнишь, что нам говорила старуха? – опять вопросом на вопрос ответила Свеколт. – Про некромагию?
- Да. Она говорила, что любая магия входит в человека, въедается в его кровь и плоть, и её уже оттуда ничем не вытравишь. И всё же, белый может стать тёмным – это легко, а чтобы тёмному «поменять цвет» нужна для этого большая душевная и магическая сила.
- А чтобы некромагу стать человеком, нужна сила невероятно огромная. – Закончила за неё Лена. – Старуха считала, что такой силы не существует. А мы теперь знаем, что всё возможно.
- И поэтому он умирает? – Умирает?!
- Ну, пока он жив, - заметила Лена. – Он сейчас на грани. Он может умереть, а может выжить. Ты знала, что некромагия и любовь – по сути две противоположные вещи?
- Нет.
- У нас ещё есть эйдосы, души, но они уже иные. Главное свойство эйдоса - способность любить. Наши на это уже не способны, потому что сутью их стал  мрак.
- Но Глеб так любил Гроттер, что смог…
- Да смог, - вздохнула Свеколт. – Но, если бы не её любовь, у него не было бы ни шанса. Он бы просто умер.
- А сейчас? – заинтересовалась Жанна. – А что с ним будет сейчас?
- Если он придёт в себя, то он может лишиться всех сил, но сможет любить. Ты же почувствовала, что наша сила возросла?
- Да. Я сначала думала, что это потому что Глеб умирает…
- Он смог справится с некромагией. Если он удержится теперь на грани жизни – то будет жить.
Они на какое-то время замолчали, я уже хотела открыть глаза…
- А ты сама не хочешь рискнуть? – внезапно спросила Аббатикова. – Потерять силу, но получить возможность любить?
- Хочу, но не буду, - откликнулась Лена.
- Почему? – удивилась Жанна. – Если смог он, то…
- Ты не представляешь себе, какую цену он заплатил! – воскликнула Свеколт.
- Тише, ты её разбудишь! – яростно зашипела Жанна. – Гроттер незачем знать, что мы каждый день бываем здесь.
- Хорошо, хорошо! – тоже шёпотом ответила Лена. – Ты не знаешь цену. Каждое прикосновение, каждый взгляд – боль. Чем ближе она была к нему, тем большую боль ему причиняли её прикосновения и даже взгляды…
Я не сдержалась и тихо вскрикнула, но Жанна всё же это заметила.
- Она проснулась! Морфеус!
И снова темнота.
Вокруг было темно, холодно и пусто. Здесь не было времени, но чувствовалось пространство. Человек уже довольно далеко ушёл от старого мира, где оставил нечто важное, нечто очень и очень ценное. Именно поэтому он никак не мог дойти до другого края. Хотя его туда тянули могущественные петли.
А ему хотелось назад.
Там впереди было неземное блаженство и вечный покой. Там не было ни войн, ни крови. Там было светло и радостно. Но там не было главного для него – её. Её - единственной, милой, нежной, любимой. Он чувствовал её боль, её страх – она боялась за него.
Ему хотелось назад. К ней.
Но силки не пускали, заставляя делать новый шаг навстречу другому краю, а он всё рвался назад, пытаясь позвать её. Он собрал все свои силы, чувствуя, что скоро будет новый рывок, и крикнул:
- Таня!

Когда я проснулась, то было уже темно, только яркая луна заглядывала в окна.
Что же за дурацкая привычка всё решать сонными заклятиями?!
Но возмущалась скорее на автомате.
Больше всего меня мучила мысль, что то, что произошло с Глебом, – из-за меня.
Но тут я вспомнила свой странный сон, он скорее напоминал некое видение, чем настоящий сон.
Я была в каком-то тёмном тоннеле, но света нигде не было. Я видела человека, который боролся, рвался назад, но силы его постепенно оставляли и он всё ближе был к другому краю.
Я вспомнила, что он что-то крикнул. Я не уловила слов, но узнала голос. Это был Глеб. Он звал меня, я была нужна ему. Поэтому я, мысленно приказав себе забыть обо всё кроме этого, бросилась к себе в комнату за контрабасом. Пипенция, как обычно, дрыхла.
Я вдруг поняла, какой дурой была всю эту неделю – есть же запасной ход в магпункт.
После нескольких неудачных попыток, я всё же сумела попасть в небольшое окно над магпунктом. Быстро откинув ковёр, я открыла люк (что потребовало значительных усилий – всё же не пушинка) и скользнула внутрь. Света почти не было – только несколько неярких свечных фонарей-ночников да Луна, озорно заглядывающая в окно. Все кровати кроме одной были пусты. Я нерешительно приблизилась.
Казалось, что Глеб спит, вот только лицо у него было слишком бледное, а в неровном лунном свете, падающем на его кровать, оно и вовсе казалось белым и неземным как у мраморной статуи. Это было страшно.
Я взяла один фонарь и поставила его на тумбочку, стало немного лучше. Но он всё равно был почти белый, что только подчёркивали тёмные волосы, падающие ему на лоб. Под глазами залегли тени.
Дрожащей рукой я бережно убрала пряди, упавшие на лоб, потом присела на кресло рядом (там, должно быть, днём дежурила Ягге) и осторожно взяла его за руку. Кожа была холодной, но где-то внутри, за ней, ещё билось тепло.
- Ты звал – я пришла, - прошептала я. – Только не уходи. Глеб, пожалуйста, останься со мной. Я люблю тебя.
В моей голове мелькнула мысль, которую я раньше упорно прогоняла, но теперь уже не получалось с ней бороться.
Почему, стоит мне только кого-нибудь действительно полюбить, как этот человек тот час уходит из моей жизни? Так было с моими родителями, но я не хочу, чтобы так же было и с ним.
Зачем я раньше гнала его прочь от себя, хотя он с самого моего появления занял большое место в моей жизни? Что было в глубине его карих глаз, что заставило меня бросить Валялкина и пойти за ним, несмотря на то, что этого никто не принял и не понял? Разве я не знала этого? Знала. Но тогда почему? Не знаю.
Просто вдруг эти остальные стали не так важны. Я и раньше-то не гонялась за мнением окружающих, но сейчас мне стало абсолютно всё равно, что кто думает, что может случиться. Важно только одно – я люблю его. И боюсь потерять.
Я так не боялась даже за Ваньку, когда он угодил в Дубодам из-за дуэли с Пуппером, хотя у нас с ним, как сказала бы Гробыня, great love. Но была ли эта любовь любовью – нет. И хотя Ванька хороший, замечательный, добрый человек, всё равно мне нужен был только этот наглый некромаг, лежащий сейчас в магической коме. Или обычной – кто их разберет?
Глеб Бейбарсов.
Было время, когда его имя пугало и притягивало меня, как и он сам, но потом что-то изменилось, и я уже не смыслю без него своей жизни. Как так вышло? Как могло получиться, что за несколько дней я решила изменить всю свою жизнь, только бы быть рядом с ним.
Да, меня расстроила ссора с Ягуном, но это всё же не так важно как то, что я могла быть с Глебом. Я знаю, что нельзя весь мир сужать всего до одного человека, но он и не сузился. Он разросся и стал иным, а главное в нём место занял Глеб. Как бы тяжело мне не было, сколько бы испытаний не пришлось пройти, всё равно, если рядом в этот момент будет он, то я не буду колебаться с выбором ни на секунду.
Меня любили разные люди.
В моей жизни был Пуппер – звезда драконобола и мечта всех девчонок, желавших от его банковского счёта до него самого. Он влюбился в меня из-за неосторожного заклинания, но книга гражданских состояний зафиксировала, я помню: «на фоне изначальной склонности». Чем я могла привлечь внимание именитого спортсмена, за которым бегали все девчонки мира, я – нелепая, неброская, негромкая, неяркая?
Меня почти никогда не было заметно так, как например, Гробыню или Катю Лоткову, но он влюбился именно в меня. И стал учить русский.
Ещё был Ург. Мелкий вор из другого мира. Насмешливый и лукавый, я никогда не могла понять, когда он говорит правду, а когда лжёт. И всё же в нём было нечто светлое, нечто такое, что влекло к нему разных девушек, но… и он тоже влюбился в меня. Я пришла ненадолго, но сумела завлечь его.
А Ванька? Милый, смешной маячник? Как же так получилось? Как же я смогла перепутать дружбу и любовь? Мне же казалось, что я люблю его, действительно, люблю, я даже выбрала его в истории с локоном. Милый Ванька, он всегда был рядом, поддерживал, помогал…
Окупается только верность. Он был самым верным, но верность ещё не значит любовь. Мне казалось, что я люблю его. Лучше любовь похожая на дружбу, чем дружба похожая на любовь, как сказал один мудрец. Потому что дружба, похожая на любовь, приносит только боль. Потому что не всё в жизни должно окупаться, иногда большое счастье приносит, если чем-то пожертвовать.
Они такие разные, но каждый был важен в моей жизни. Они все любили и любят меня, но ни с кем из них не смогла сложиться моя жизнь.
И есть он. Глеб. Упрямый, настойчивый, наглый некромаг (который уже и не некромаг вовсе), который, оказывается, может быть таким нежным, любящим и преданным, что даже верный Ванька с ним не сравнится. Он изменил всю мою жизнь, научил меня любить и верить, хотя вместе мы были очень мало. Странно, что так бывает: для того, чтобы изменилась вся твоя жизнь нужно мало, очень мало времени. Много времени требуется только чтобы привыкнуть, осознать это. И так Глеб всё перевернул с ног на голову, смешав верное и спорное, плохое и хорошее, впрочем, так и бывает в жизни, что всё неразрывно связано. Но…
Но теперь он на краю смерти. Что будет, если он умрёт?
Кто-то этого даже не заметит, кто-то как Пуппер обрадуется, а я… Я не представляю своей жизни без него. Я готова бороться за свою любовь, вот только с кем и как? Хорошо бороться, когда есть противник, а как бороться со смертью?
Я давно поняла, что все рано или поздно умирают. Или просто пути расходятся, и кто-то продолжает дорогу уже в одиночестве. Однажды и я уйду. А кто-то будет грустить, а, возможно, страдать. Но я пока не могу отпустить Глеба.
Слишком рано. Мы только научились быть вместе. Я только что научилась не бояться своих чувств, а принимать и жить вместе с ними. Мы ещё не успели наговориться, у нас должно было быть только одно будущее впереди… и ещё столькому нам предстоит научиться. Слишком рано.
И неправильно. Это неправильно, что вот так заканчивается эта история, ещё не успев толком начаться, мне так много нужно было ему сказать… Не может быть, просто не может быть, чтобы этого человека вот так глупо не стало. Такие как он гибнут на войне, среди врагов, попав в засаду, но не в драконьем ангаре от яда некромагии.
Но почему же он мне ничего не рассказал? Отчего решил бороться в одиночку? Неужели он думал, что я не смогу понять, или что ему удастся от меня всё это скрыть? Когда он очнётся, я обязательно задам ему эти вопросы.
Когда очнётся… если… нет, нет – когда.  Я спрошу его, когда он очнётся.
- Я здесь, - сказала я, надеясь, что он услышит. – Я с тобой, любимый.

- Татьяна! – раздался над моим ухом чей-то крайне недовольный голос. – Что ты здесь делаешь?!
Я открыла глаза. Неужели я заснула? Хотела же уйти до рассвета.
Магпункт заливал весёлый солнечный свет, играющий бликами на баночках с зельями и отсвечивая от белоснежных подушек. Глеб всё также лежал на кровати, а я, положив голову на край кровати, дремала рядом. Должно быть, под утро меня-таки сморил сон. В изножье стояла недовольная Ягге.
- Как ты оказалась здесь? – сердито спросила она.
- Я только хотела побыть немного рядом с Глебом, - сказала я. – Вы мне даже не говорили как он.
- И ты решила пробраться сюда ночью? – голос Ягге немного  потеплел. Я только кивнула. – Я сделаю вид, что ничего не произошло, но ты должна немедленно уйти.
Я поколебалась, но, поцеловав Глеба в щёку, всё же вышла.
- Зайди к Сарданапалу, он хотел тебя видеть! – крикнула Ягге мне вслед.
Было ещё очень рано. Весь огромный замок спал. Ученики ещё были в своих комнатах, приведения и прочие духи на это время скрывались в подвалах и своей башне, и даже неугомонный Поклеп, то наблюдающий за своей русалкой, то подкарауливающий учеников, в это время обычно бывал у себя.
Сфинкс самым наглым образом спал, растянувшись на карнизе над дверью и свесив вниз лапу, как это часто делают домашние кошки. Во сне он сладко причмокивал. Я постучала, но на «зверя» это не произвело ровно никакого впечатления, а вот сама дверь довольно скоро открылась.
Академик сегодня был одет в духе Древнего Рима: белая туника, высокие сандалии, алый плащ. Должно быть, он читал работы какого-то римского мага-философа. Академик вообще очень много читал, и при этом всегда предпочитал одеваться в костюмы той эпохи, чтобы, как он говорил, лучше прочувствовать дух и идею того времени. Было довольно забавно, когда он пришёл в класс в потёртых джинсах и длинном свитере с волосами, заплетёнными в косички, весь увешанный феньками в духе хиппи.
- Таня? – удивился он. – Ты так рано?
- Ягге сказала, что вы хотели меня видеть, - ответила я.
- Неужели она решила разбудить тебя в такую рань? – лукаво спросил Сарданапал, сверкая глазами из-за очков.
- Можно и так сказать, - покраснела я.
- Ты всё же пробралась в магпункт? – рассмеялся академик.
- Вас, кажется, это совсем не удивляет, – даже обиделась я.
- Нисколько, - он посторонился, пропуская меня в кабинет. – Я ждал, когда же ты не выдержишь и воспользуешься люком из музея.
- Вы знали? – удивилась я. – И не закрыли его? Но запретили мне появляться в магпункте? Почему?
- Всё на самом деле довольно сложно. Но я всё же решил, что тебе стоит знать. - Сарданапал сел в кресло.
- Что именно?
- То, почему Глеб впал в кому.
- Я и так уже знаю.
- Знаешь? – поразился академик. – Откуда?
- Я случайно слышала разговор Аббатиковой и Свеколт. Они сказали, что это из-за того, что он любит меня…
- Да, да. – Сарданапал как-то странно смутился. – Мы сначала долго не могли понять в чём же дело, почему он в таком состоянии…
- Вы не верили, что он может искренне любить. – Спокойно отметила я. Спокойно, потому что давно уже поняла, что в нашу любовь многие не поверят. А с академиком мы уже говорили на эту тему раньше. Я знала его позицию. И ничему уже не удивлялась.
- Не верил… - вздохнул он. – Это просто невероятно, что некромаг искренне полюбил, что он смог перебороть магию локона Афродиты, что его любовь оказалась даже сильнее яда некромагии… Не обижайся, пожалуйста, Танюша, но такого раньше никогда не было – никто даже не мог предположить, что это возможно.
- Я не обижаюсь. Это глупо, - попыталась улыбнуться я, но все мысли мои были там, за стенами магпункта. – Я только не понимаю, почему он ничего не рассказал мне о том, что я причиняю ему боль, возможно тогда бы ничего не было… - глаза защипало.
- Не смей так говорить! – резко бросил Сарданапал.
- Почему? – спросила я. – Ведь это из-за меня он в таком состоянии…
- Не всё так просто, здесь ещё… - договорить ему не удалось.
Дверь распахнулась, и в неё ворвался возбуждённый Поклеп:
- Он очнулся!
Сразу поняв, кого имеет в виду завуч, я, не прощаясь и не говоря ни слова, вихрем вылетела из кабинета.
Я ворвалась в палату, чуть не сбив с ног Ягге.
- Глеб! – воскликнула я, бросаясь к Бейбарсову, сидящему на постели. – Глеб!
Больше я ничего не могла сказать, только плакала, прижимаясь щекой к его руке.
- Ты живой…
- Живой! – подтвердил Бейбарсов, всматриваясь в моё лицо. - Как ты?
- Не важно, главное – ты жив.
- Иди сюда, малышка, - позвал Глеб, освобождая мне место рядом с собой, чем я незамедлительно воспользовалась, прижимаясь к нему. Мне даже было всё равно, что рядом стоит Ягге, наблюдая эту сцену, что кто-то может войти в магпункт…
Главное – Глеб пришёл в себя.
Как же я скучала по нему! Только сейчас, я вдруг почувствовала, насколько мне его не хватало. До этого я знала, что без него мне плохо, знала, что мне его не хватает. Но вот что поразительно, я только сейчас вдруг почувствовала это, когда всё осталось позади.
Он обнимал меня, а я всё никак не могла успокоиться, и дрожала, думая о том, что могло бы случиться. Всё это время я ходила холодная, словно все эмоции неожиданно покрылись льдом, а сейчас не могла сдержать слёз…
И снова Глеб говорил, что всё теперь у нас будет хорошо, что мы всё сможем, потому что мы теперь вместе... и нежно целовал мои глаза, мокрые от слёз.
- Всё будет хорошо, - уверенно сказал он.
- Я боюсь, - призналась я.
- Всё будет хорошо! Ты мне веришь?
- Да…
- Да, любимая?
- Да, любимый…
Потянулись долгие дни в магпункте.
Ягге всё никак не желала отпускать Глеба, хотя он и уверял её, что чувствует себя замечательно. Всё свободное время я проводила рядом с ним, наслаждаясь тем, что могу слышать его голос, смотреть в его глаза… Мы очень много говорили, заново узнавая друг друга.
Но я всё никак не решалась его поцеловать. А он не мог этого не заметить.
- Что-то случилось? – спрашивал он.
- Нет… Всё хорошо… - говорила я, не находя в себе сил признаться, что боюсь снова причинить ему боль.
На Тибидохс опустился прохладный вечер. Пипы не было, я уже ложилась спать, когда дверь в мою комнату с лёгким скрипом отворилась, и вошёл Глеб.
- Глеб? – удивилась я. – Что ты здесь делаешь?!
- Я пришёл к тебе, - спокойно ответил он.
- Разве Ягге тебя уже выписала? – недоверчиво спросила я. – Давай я тебя отведу в магпункт…
- Нет, - твёрдо сказал он, опускаясь на мою кровать, которая прогнулась под его весом. Глеб наклонился, чтобы поцеловать меня, но я вздрогнула и отодвинулась дальше к стенке.
- В чём дело? – обиженно спросил Бейбарсов.
- Всё хорошо, - улыбнулась я, пытаясь говорить как можно убедительнее. – С чего ты решил, что что-то не так?
- Не считай меня дураком! – вспылил он. – Я же вижу, что ты в последнее время избегаешь меня!
- Избегаю? – надеюсь, у меня получилось довольно реалистичное возмущение, я чувствовала себя виноватой перед ним, но не могла признаться, что всё знаю. – Я же каждый день прихожу…
- Нет, - Бейбарсов снова пристально заглянул в моё лицо. – Ты же прекрасно понимаешь, о чём я! Едва я пытаюсь к тебе прикоснуться или поцеловать, как ты тут же отстраняешься и стараешься побыстрее уйти. Если ты больше не хочешь быть со мной, то так и скажи!
- Я хочу быть с тобой, - прошептала я, мне стало вдруг больно от его слов. – Но я…
- Что? Ответь мне, наконец, что происходит?
- Я просто боюсь, - неслышно сказала я.
- Чего? – поразился Глеб.
- Я всё знаю: я знаю, что мои прикосновения причиняют тебе боль…
- Знаешь?.. – весь его гнев сошёл на нет. – Откуда?
- Так сказала Жанна, - я снова почувствовала, как глаза начало предательски щипать. – Это ведь из-за меня ты тогда потерял сознание…
- Не смей говорить так! – возмутился Бейбарсов. – Ты здесь не причём!
- А кто тогда «причём»?
- Я, - сказал Глеб. – Это я - некромаг, это я сопротивляюсь магии локона…
- А кто, интересно, наложил эту магию? – вздохнула я. – Так что опять выходит, что всё из-за меня. Но почему ты не сказал мне сразу?
- Я не хотел, чтобы ты знала.
- Но почему?! Ты считаешь, что я не смогу понять?
- Нет, - отвернулся в сторону Бейбарсов. – Я просто не хотел, чтобы ты волновалась. Я сам должен был со всем справиться.
- Я не могу снова причинить тебе боль… - тихо, но твёрдо сказала я.
- А кто говорит, что всё осталось как раньше? – усмехнулся некромаг. – Кто тебе сказал, что мне до сих пор больно?
- А тебе – нет? – с надеждой спросила я.
- Ну, это можно легко проверить… - он быстро наклонился и осторожно поцеловал меня. Через несколько секунд я отстранилась:
- И? – недоверчиво спросила я, пристально заглядывая в его глаза.
- Ничего! – улыбнулся Глеб. – Только вот хочется поцеловать тебя снова…
Я расслабилась и потянулась навстречу его рукам и губам.
Как же я скучала!
Мне уже давно не было так хорошо. Время шло, а мы всё никак не могли оторваться друг от друга. Его руки становились всё более обжигающими, а поцелуи страстными, но мне и самой хотелось этого. Я откинулась на спину, увлекая его за собой.

Утро. Я люблю утро. В это время дня всё настолько чистое и свежее, столько в воздухе радости и надежд, что хочется улыбаться и любить гораздо больше, чем в остальное время дня. Наверное, сейчас для этого просто больше сил. Мне часто хочется встать рано, когда ещё весь замок спит, пройти по пустым коридорам, пробежаться по мокрой от росы траве босиком, взлететь в небеса, чертя смычком неведомую мелодию и купаясь в ласковых первых лучах…
Я осторожно подняла голову. Глеб уже проснулся и нежно смотрел на меня сияющими глазами. Не ожидала я от себя подобного, но сейчас я была счастлива так, что хотелось петь и смеяться, не переставая.
- Ты давно уже не спишь? – прошептала я – громко говорить не хотелось, чтобы не разрушить наш хрупкий мирок.
- Да, - улыбнулся Глеб, а я снова, как когда-то (что на самом деле было всего с месяц назад) вся затрепетала от одной его улыбки.
- А почему меня не разбудил?
- Ты такая красивая, когда спишь, что я просто не могу тебя будить…
- А когда не сплю, значит, нет? – прищурилась я.
- Ну, знаешь… - протянул Бейбарсов.
- Ах ты! – вспыхнула я.
- Эта моя любимая реплика! – заметил он, притягивая меня к себе (хотя куда уж ближе?) и нежно целуя. – Ты у меня лучше всех. В любой ситуации.
- Так-то лучше! – «грозно» ответила я. – Я люблю тебя.
- Я тоже люблю тебя, солнышко!
- И всё же, почему нас до сих пор никто не побеспокоил? – удивилась я. – Пипа, что, сегодня совсем не ночевала?
- Да, у неё другие планы… - ухмыльнулся Глеб.
- Та-а-ак! А вот отсюда поподробнее! – даже села я, насторожившись, но, заметив, как плотоядно сверкнули глаза любимого (простыня соскользнула, когда я привстала), вспыхнула и закуталась поплотнее. – Бейбарсов, что ты там ещё придумал?!
- Уже и по фамилии! – усмехнулся он.
- Глеб!
- Хорошо-хорошо… - сдался он. – Я тут не при чём! Я просто узнал, что тёмные устраивают сегодня вечеринку на пляже, а вернуться планируют только к обеду. И решил поговорить.
- А почему Ягге тебя не ищет? – всё же не успокоилась я.
- Может и ищет, - беспечно заметил Бейбарсов, снова обнимая меня. – Я же не планировал так задерживаться…
Я снова покраснела, а Глеб рассмеялся.
- А теперь уже жалеешь? – обиделась я. – Может, тогда тебе лучше уйти?
- Глупая! И почему я тебя так люблю? – снова рассмеялся он. – А, может быть, это ты жалеешь?
В ответ я его просто поцеловала. Жалею? Ни капли. Это был лучший день в моей жизни. Вернее, лучшая ночь.
Мы несколько увлеклись, так что деликатный стук в дверь услышали не сразу. А, когда услышали, я (снова покраснев!) завернулась в простыню и пошла открывать. Комната всё же моя, так что от заманчивого предложения Бейбарсова, посмотреть, кто там, пришлось отказаться. И так вся школа обсуждает наши отношения, а тут такое. За дверью же может оказаться кто угодно. От Пипенции до Поклепа или Ягге.
Я открыла. Сфинкс. В зубах он сжимал записку.
- Что там? – поинтересовался Глеб, когда я вернулась.
- «Таня, Глеб!» – прочитала я. – Интересно, а откуда Сарданапал узнал, что ты здесь? – спросила я, краснея.
- Ты хочешь сказать, откуда он знает, что между нами было? – невинно поинтересовался Глеб.
- Глеб!
- Не дуйся, малышка – просто ты такая милая, когда сердишься! Я не могу удержаться, чтобы не дразнить тебя. – Бейбарсов обезоруживающе улыбнулся. Я совершенно не могу на него злиться. – Читай дальше.
- «Приходите как можно скорее, мне нужно вам сообщить нечто важное. Сарданапал». – Что же опять случилось?
- Не представляю – пойдём и всё узнаем, - откликнулся Глеб, протягивая руку к футболке.
- Эй, ты что мысли читаешь?! – возмутилась я.
- Мне не зачем читать то, что и так написано на твоём лице! – рассмеялся мой любимый, а потом добавил уже серьёзно: - Не беспокойся, всё будет хорошо.
- И почему после этих слов, всегда что-то случается?! – буркнула под нос я, натягивая сарафан.
Через пятнадцать минут мы уже сидели в кабинете академика. Глеб продолжал держать меня за руку, я немного краснела, но руки не отнимала, а академика похоже это только радовало. Он сидел, смотрел на нас и мягко улыбался.
- Вы хотели рассказать нам что-то важное, - начал Глеб.
- Да, но, к сожалению, эта новость не настолько радостная, как хотелось бы, - вздохнул академик, принимая серьёзный вид.
- Что-то снова не так? – спросила я.
- Не то, чтобы не так, вот только, не всё так просто с этим проклятием.
- Но я себя прекрасно чувствую! – заметил Глеб.
- Да и вы говорили, что некромагия больше не будет разрушать его, - сказала я.
- Выслушайте меня внимательно, не перебивая, это очень и очень важно, - попросил Сарданапал, мы кивнули, и он начал рассказ. – Ваши чувства смогли побороть некромагию, но это ещё не самое страшное. Дело в том, что, разрушив чары локона Афродиты, поборов яд некромагии, вы активизировали одно очень неприятное проклятие. То, что случилось с Глебом, результат его воздействия. Я хотел рассказать Тане это всё ещё раньше, но Глеб пришёл в себя, а мне не хотелось портить вам радость. Так вот, - академик, наконец, перешёл к сути. – Я случайно узнал, что вы не сможете быть вместе.
- Почему? – возмутился Глеб.
- Как так? – испугалась я. Не верить Сарданапалу было глупо, хотя заявление довольно самоуверенное.
- Мы любим друг друга, - заметил Глеб, а я почувствовала, что он начинает злиться, и крепко сжала его руку. – Разве нашего желания мало?
- Нет, только дело в ином, - горько вздохнул академик. – Вы не можете быть вместе – это и есть результат проклятия. Кто его наложил и зачем, я не представляю, но снять не могу. А суть примерно такова: сколько вы сил не будете прилагать, чтобы быть вместе, вам всё время будет что-то мешать. Сейчас это то, что Глеб теряет свои магические способности. У нас, как вы знаете, не принято, чтобы не маги жили среди магов. Впрочем, я почти не сомневаюсь, что с этим мы справимся. Но что будет дальше?
- И что вы предлагаете? – спокойно спросил Глеб. – У вас есть идеи, как снять проклятие?
Я молчала. Просто не могла говорить. А думать вообще не хотелось.
- Есть одна мысль – да, - покачал головой академик. – Но вот получиться ли? Неизвестно. Кроме вас самих никто не сможет снять это проклятие, как и понять, кто его наложил. На территории Буяна есть одно место, которое мы держим в тайне от учеников – все учителя давали мне смертельную клятву, что не скажут никому ни слова – это колодец. Он помогает проникнуть в прошлое, жить там какое-то время, даёт возможность понять и исправить некоторые ошибки. Но это очень опасно, никто из нас не бывал там, даже о назначении колодца мы знаем весьма приблизительно – из старых рукописей Древнира.
- Мы должны будем отправиться в прошлое? – заинтересовался Глеб. – Если мы скажем – да, то, сколько у нас будет времени?
- Решать это вам, но, если решитесь, я завтра на рассвете буду ждать вас возле сторожки Древнира, - Сарданапал проводил нас до дверей. – А время? Времени будет разве что с месяц-другой.
- Танюша! – позвал меня Глеб.
Я не могла ничего сказать. Просто не могла поверить, что опять всё летит к чёртовой матери. А я только начала радоваться! Неужели в моей жизни не может быть ничего нормального?! Почему всё время со мной что-то происходит…
- Таня! – почти крикнул Глеб.
- Что?
Несколько минут назад мы покинули кабинет академика и теперь стояли в одном из боковых коридоров.
- Может быть, ты отпустишь мою руку, а то у меня от твоей хватки уже вся рука посинела… - улыбнулся он.
- Что? – я спохватилась и расслабила руку, похоже, я не заметила, как вцепилась в Глеба. – Очень больно?
- Ничего, - отмахнулся Бейбарсов. – Меня больше всего волнует то, почему это случилось.
- Я… Нет, ничего.
- Таня, - Глеб бережно взял меня за подбородок так, чтобы я не смогла отвернуться. – Расскажи мне.
- Просто я… это всё из-за меня, - запинаясь, выдала я.
- Что?! Глупости…
- Ты не понимаешь! – я вырывалась и отвернулась к окну, чувствуя, как в горле застревает противный комок. – Стоит мне кого-то полюбить, как я теряю этого человека. Так было с родителями…
- Ну, ты меня ещё не потеряла, - прошептала Глеб, обнимая меня сзади. – И не думай, что это тебе удастся так просто.
- Я и не хочу… - я повернулась, прижимаясь к нему. – Просто я так люблю тебя…

Лето словно ненадолго вернулось, перед тем как окончательно уступить место осени.
Было ещё очень рано, ещё даже не рассвело, только на востоке небо светлело. Сейчас было прохладно, даже холодно, но всё вокруг словно обещало новый жаркий день. Листва была слегка тронута желтизной, но сейчас этого было, понятно, не видно.
Кутаясь в одежду, мы с Глебом осторожно выскользнули из ворот замка, стараясь не привлекать к себе внимания ни то что караульных, а даже гарпий. То ли у нас это получалось, то ли гарпиям было на всё наплевать, но без лишнего шума мы вошли в лес. В самом замке мы едва спаслись от Михеича, который рылся в шкафах и раздувал ковёр так, что по нему идти было не проще, чем по морю. Если бы он нас заметил, то обязательно разбудил бы весь замок.
Возле развалин было тихо.
За последнее время дом ещё больше обветшал, старая дверь совсем прогнила и, того и гляди, обещала рухнуть. Большинство каменных глыб из стены раскрошилось и упало в воду, открывая большую дыру в стене, другие камни кучками валялись по всей поляне.
Рядом со старой входной дверью на одном из наиболее крупных осколков сидел Сарданапал. Тут же высокими пеньками стояли два леших.
- Вот и мы, - сказала я, выходя из-под тени деревьев.
- Вы не передумали? – устало спросил академик.
- Нет.
- Тогда пойдёмте, тут недалеко, - вздохнул Сарданапал.
Действительно, уже через пару минут мы стояли на совсем уж крошечной полянке, огороженной частым буреломом. Лешие остались снаружи, поэтому я спросила:
- Зачем они здесь?
- Ты имеешь в виду леших? – спросил академик. – Они охраняют колодец по завету Древнира, без их ведома мы не прошли бы сюда.
Шепнув незнакомое заклинание, академик выбросил несколько зелёных искр, которые, коснувшись земли, образовали правильный круг. Земля в том месте вместе с травой и цветами поднялась и отошла в сторону. Выложенный старыми, позеленевшими кирпичами, вглубь здесь уходил тёмный, довольно узкий колодец. Была там вода или нет, я не смогла рассмотреть, даже запустив в колодец искру.
- Нам туда? – без энтузиазма спросила я.
- Да, нужно спрыгнуть вниз, - кивнул академик.
- Давай сначала я, - предложил Глеб, а я не стала протестовать, мне было немного не по себе. В памяти всплыл другой колодец, который, как я надеюсь, вёл к другому месту. Бейбарсов до неприличия спокойно шагнул вниз, потом раздался всплеск и всё смолкло.
Значит, вода там есть.
- Удачи вам, - тихо сказала Сарданапал, обнимая меня на прощанье. – Будь осторожнее.
- Постараюсь, - пообещала я и, зажмурив глаза, шагнула вниз.

Глава восьмая
Из огня да в полымя

Быть любимым – это больше, чем быть богатым,
ибо быть любимым означает быть счастливым.
К. Тилье.

Прошла почти неделя с тех пор, как мы покинули гостеприимную избушку Яги.
Погода испортилась, всё больше было пасмурно, дул пронзительный, холодный ветер, иногда моросил противный мелкий дождик. С Глебом я так и не помирилась, хотя мне отчаянно его не хватало. Временами я ловила на себе его задумчивые взгляды, но он не подходил, я тоже держалась на расстоянии.
А по вечерам мы болтали с Лаутаром.
- Я - кукольник, - как-то признался он.
- Кукольник?! – ошарашено переспросила я. – В смысле?
- В смысле я делаю игрушки, - улыбнулся Лаутар. – С секретом.
- С каким?
- Для каждого свой, - пояснил он. – Я создаю игрушки-обереги, талисманы, артефакты… Чтобы они помогали хозяевам.
- Здорово… - заметила я.
Следопыты проводили нас почти до самой опушки, и, по словам Лаутара, завтра мы должны были попасть в город. Именно с ним мы с Глебом и разговаривали, правда, по отдельности. Мне было довольно неприятно наблюдать, как они о чём-то тихо спорят вечерами, я ни разу не сумела расслышать хотя бы слово – будь я хоть немного настойчивее, Бейбарсов бы понял, что я далеко не так равнодушна, как это могло бы показаться со стороны.
Вечером следующего дня мы вошли в город.
Он назывался Назир, и, по мнению Лаутара, был очень красивым, но в сумерках я почти ничего не рассмотрела, к тому же так устала, что интересоваться городом не было сил. Мы сняли три маленьких комнаты на небольшом постоялом дворе, и, приняв долгожданный душ, я упала спать.
Проснулась рано – меня разбудили настойчивые крики петуха во дворе. Затем проснулся хозяин и стал гонять птицу, раздавать указания. Поняв, что снова заснуть не удастся, я распахнула окно и устроилась на подоконнике.
Меня в который раз мучил вопрос, почему Глеб так странно себя повёл. Последнюю неделю я безуспешно пыталась выкинуть его из головы. Меня очень обидели его слова, особенно о Ваньке, но я всё равно его любила. Когда я ловила на себе его странные взгляды, то понимала, что ему тоже нелегко. Но почему же он тогда не подошёл?
Додумать мне не удалось, потому что в дверь деликатно постучали.
- Глеб? – воскликнула я, открывая, но мои надежды не оправдались. Это была служанка.
- Простите, миледи, - поклонилась она, а у меня внутри разливалось разочарование. Неужели я и в самом деле надеялась, что Глеб захочет поговорить? – Но вы ошиблись. Господин Лаутар просил передать, что он ждёт вас на завтрак.
Я кивнула и, быстро одевшись, спустилась вниз.
Помещение, в которое привела меня служанка, напоминало нечто среднее между деревенской кухонькой с развешенными под потолком травами и таверной. За большим выщербленным деревянным столом сидели Лаутар и Глеб. Служанка добавила ещё одну тарелку и, поклонившись, вышла. Едва я успела сесть, как Глеб поднялся, собираясь уйти.
- Может, прекратите вести себя как маленькие дети?! – вдруг возмутился Лаутар. – Не лучше ли прекратить мучить друг друга и поговорить?
- Нет, ты же знаешь, лучше не стоит, - тихо, но твёрдо возразил Глеб.
- Глеб, ты же любишь её, расскажи ей правду!
- Правду? – удивилась я, завтракать вдруг резко расхотелось. Впрочем, особого аппетита не было и до этого.
- Нет, - ещё раз повторил Глеб.
- Да, может кто-нибудь мне объяснит, что происходит?! – взорвалась я, раздражение, копившееся всю неделю, наконец, вырвалось на волю. – Ладно, он не хочет, но ты, Лаутар, ты же знаешь, тогда почему молчишь?
- Он сам должен всё рассказать, - покачал головой тот. – Глеб, сядь, нужно всё рассказать, понимаешь? Если этого не сделаешь ты, это сделаю я.
- Как хочешь, - равнодушно кивнул Глеб, уже протягивая руку к ручке двери.
- Стоит ли жить, не мечтая дотянуться до звезды, - вдруг сказал маг, а я поражённо уставилась на него. Интересно, а безумие заразно? – И стоит ли жить, отказываясь от мечты?
- Я не хочу, чтобы из-за меня она погибла, - тихо бросил Глеб.
- Что? – поразилась я. Сердце отчаянно забилось, я подошла к Глебу, закрывая ему дорогу, потому что-то голос внутри меня подсказывал, что если он сейчас уйдёт, я больше его никогда не увижу. – В чём дело?
- Объясни, или это сделаю я, - снова пригрозил Лаутар. – Ты думаешь, Тане будет легче, если она даже не узнает, почему ты её бросил?
- Бросил… - тихо повторил Глеб. – Бросил…
- Послушай меня, Бейбарсов, если ты сейчас же мне всё не расскажешь, я от тебя не отстану до тех самых пор, пока не узнаю всей правды! – я с силой развернула его к себе, заглядывая в глаза. – Что случилось, Глеб?
- Я… я боюсь, - неожиданно признался он.
- Чего? – снова поразилась я, вот уж чего не ожидала…
- Я боюсь, что не смогу защитить тебя, - признался он и тут же поспешно вышел вон.
Я ошарашено повернулась к Лаутару.
- Он потерял магию и теперь считает, что лучше не быть с тобой, чем быть и не иметь возможности тебя защитить, - устало пояснил тот. – Поэтому и пытался оттолкнуть всё это время.
- Но почему? – я спросила после продолжительного молчания и беспомощно села, если бы Лаутар не переместил стул, я бы села прямо на пол. – Почему он так…
- Просто он любит тебя, - вздохнул Лаутар. – Даже слишком сильно. А теперь нам нужно найти его, пока он не нашёл себе неприятности.
- Да, скорее! – я вскочила и хотела уже выбежать следом, когда меня остановил Лаутар.
- Подожди! – сказал он. – Нам нужно ещё придумать, как его найти. Мы легко можем разминуться, город этот довольно оживлённый. Есть идеи?
- У меня? – удивилась я, но потом на ум пришёл Фидо, всегда вовремя приводивший Глеба на помощь. Теперь вот только помощь требовалась ему.
Ничего не объясняя, я вихрем влетела в комнату, до смерти перепугав служанку, занимающуюся уборкой, схватила зверька и снова спустилась на кухню.
- Фидо, нам нужно найти Глеба, - попросила я его. – Помоги, прошу тебя.
Тот звонко пискнул и бросился прочь из гостиницы, мы с Лаутаром безмолвно следовали за ним.
Как я могла не догадаться?!
Как я могла быть такой глупой, что не вспомнила о словах Сарданапала?! Ведь всё так просто – там, на поляне, Глеб просто очень сильно испугался за меня. Он, наверняка, чувствовал себя беспомощным, когда понял, что без магии ничем не может мне помочь. Но ведь я-то люблю его совсем не из-за того, что он маг.
Я просто люблю. За то, что он есть.
Как объяснить ему, что мне просто важно, чтобы он был рядом? Как справиться с проклятьем, которое уже почти добилось успеха? Нужно быть сильной, нужно верить, нужно найти его, рассказать ему…
Лаутар прав, мы так глупо вели себя всё это время! Словно дети… Хотя, мы ещё и есть дети. Мне шестнадцать, ему – семнадцать, разве это много? Разве этого достаточно, чтобы не совершать ошибок? Ошибки совершают самые старые, самые мудрые, как можем избежать их мы, недавние дети, которые не умеют даже толком любить?
Я уже и забыла совсем, что мне всего только шестнадцать… Столько испытаний, столько событий, я чувствовала себя старше. Наверное, с Глебом было то же самое. Он вырос в землянке ведьмы, один, когда постоянно надо было доказывать право на жизнь, а он ещё сумел сохранить душу…
- Душа некромага… - вдруг проскрипело кольцо. А я совсем успела забыть о нём. – Не верю, что такое возможно, но, тем не менее, это так. Главное – верить, тогда возможно всё. Ты помнишь, что такое магия?
- Что? – тихо спросила я, проникаясь благодарностью к деду.
- Магия – это вера, вера в возможность совершения того, что невозможно с точки зрения так называемого здравого смысла. А что есть любовь? Ты слушаешь?
- Да, дед, - улыбнулась я, впервые за последнюю неделю. – Что же такое любовь?
- Запомни навсегда: любовь – это самое высшее волшебство. Она выше веры, выше магии, выше жизни и даже выше судьбы.
- Спасибо, дед, - искренне сказала я, никогда бы не подумала, что дед может сказать такое, но он сказал. Мне это напомнило момент, когда дед подарил мне портрет отца. Я всегда жалела только о том, что ничего, совсем ничего не знала о матери...
Да, любовь выше всего. Важнее всего. Я не дам убить нашу любовь.
Это моя первая настоящая любовь. И его. Как я могла забыть, что это наша первая любовь? Что не только он у меня первый, но и я у него? Похоже, я слишком уж забыла о возрасте. Может, мы и старше своих лет, потому что выдержали разные испытания, но это не касается нашей любви. Как и многого другого. Где-то в глубине души мы всё те же дети.
Каждый человек в душе остаётся ребёнком. Это тело дряхлеет, лицо изрезают морщины, но душа в самой её сердцевине остаётся душой ребёнка.
Мы были бы ими и сейчас, если бы не приходилось постоянно доказывать право на жизнь, право на любовь, право на дружбу. Когда приходится постоянно бороться, справляться с трудностями и испытаниями, то часто представляешь себя сильнее, взрослее, мудрее, чем ты есть. Возможно, где-то это и соответствует правде, но не в любви.
Я должна была понять, что чувствует Глеб раньше, ведь в этом мы похожи. Мы не можем простить себе слабость. Такие разные, но такие похожие. Этому нужно научиться всем – позволять себе иногда быть слабым, признавать своё право на ошибку.
Глеб сидел на берегу небольшой речушки в парке. Услышав наши шаги, он удивлённо поднялся, а я, ничего не говоря, подбежала к нему и поцеловала. Он никогда не обнимал меня столь бережно, словно хрупкую хрустальную статуэтку, которая от одного неверного движения может рассыпаться в прах.
Никогда ещё он так бережно не целовал меня, словно в последний раз.
Никогда ещё я так не боялась целовать кого-то.
- Я…  люблю… тебя… - пытаясь восстановить дыхание, пробормотал Глеб. – Прости меня.
- Глупый, - рассмеялась я. – Я так люблю тебя! Обещай, что больше не будешь пытаться оттолкнуть меня.
- Обещаю, - улыбнулся он, а у меня опять затрепетало сердце. - Никогда.
- Никогда… - эхом повторила я.
- Спасибо, - Глеб повернулся к Лаутару. – Спасибо, что не дал совершить ошибку.
- Ничего, я тоже когда-то был так молод, я тоже совершил ошибку, только я никогда так не любил. Я не мог позволить вам погубить такую любовь, - он тоже улыбался, глядя на нас. – У меня есть для вас кое-что. Будем считать это ещё одной игрушкой от кукольника.
С этими словами он расстегнул ворот рубашки и достал оттуда маленький кожаный мешочек с тонкой вышивкой по краю. В мешочке оказались два кольца – серебренное побольше и золотое поменьше, тонкой работы.
- Что это? – покраснела я.
- Кольца моих родителей, - рассмеялся Лаутар. – Они обладают одним волшебным свойством – отражают всякую любовную магию, сохраняют любовь, но только если она истинная. Я хочу отдать их вам.
Глеб бережно одел мне на палец кольцо, я трясущейся рукой сделала то же  самое.
- Эй, а почему у вас такие смущённые лица? – удивился Лаутар.
- У нас обмен кольцами означает свадьбу, - снова покраснела я.
- У нас – нет, это только дар, в знак того, что двое признают свою любовь, - пояснил маг-путешественник. – Обычно при этом двое дают друг другу клятву верить и беречь любовь. Если любовь всё же не удаётся сохранить, то они возвращают кольца друг другу.
Я заглянула в глаза Глеба, они ярко сияли.
- Обещаю, - улыбнулась я.
- Обещаю, - прошептал Глеб, а я почувствовала, его дыхание на своих губах…
Когда мы, наконец, оторвались друг от друга, Лаутар сидел под деревом, поглаживая Фидо, светящегося золотым, улыбался и смотрел на бегущую воду. А я вдруг поняла, почему он считал Назир таким красивым, о каком чуде говорил – деревья здесь цвели и осенью…
- Надеюсь Крис не убьёт меня за разбазаривание фамильных ценностей, - заметил он, когда мы присели рядом.
- Князь твой родственник?! – поразилась я.
- Брат, - ухмыльнулся Лаутар.

- Почему он нам этого не рассказал? – спросила я Глеба на следующее утро.
- Ну, это же ничего не меняет… - пожал плечами он.
- Даже ехать никуда не хочется… - поделилась своим настроением я, поуютнее устраиваясь под одеялом. А как сначала не хотелось просыпаться!
- Пригрелась? – ехидно усмехнулся Глеб.
- Бейбарсов, что за наглость! – вспыхнула я, пытаясь отстраниться.
- С чего ты решила, что я тебя теперь куда-то отпущу? – улыбнулся он, сильнее притягивая меня к себе.
Извернувшись, я выхватила у него из-под головы подушку и от души съездила ей по его нахальной физиономии, правда не удержала равновесия и рухнула следом за ней. За всем этим последовала короткая и отчаянная потасовка за право обладания военным трофеем, а именно злосчастной подушкой. Выиграла я, правда, Глеб мне явно подыграл.
- Миледи, милорд! – заглянула к нам вчерашняя служанка. – Вас просят собираться, скоро в дорогу.
И вышла. Её, похоже, совершенно не смутил ни вид Бейбарсова, обнимающего меня, ни… хм… некоторая фривольность нашей позы. Интересно, а что же её вообще может удивить?
- Я в душ, - вздохнула я, высвобождаясь из объятий любимого, которого визит служанки тоже совсем не смутил. Похоже, я тут одна смущаюсь и краснею каждые полчаса… А варианта только два – либо вести себя более сдержано, либо присоединяться к остальным, не смущающимся.
Быстро позавтракав, мы оседлали лошадей, предусмотрительно купленных Лаутаром, и отправились в путь. Из-за низких тяжёлых туч проглядывали озорные лучи солнца. На лицах у людей смешалась тихая радость и затаённый страх. Яга была права, когда говорила, что люди Мансура очень смелы. Даже сейчас в преддверии войны, которая грозила обернуться, по словам Лаутара, настоящей катастрофой, они не теряли надежды, были приветливы и добры.
На улицах звучали песни, кое-где играли дети (причём, весьма прилично одетые) без всякого намёка на присмотр со стороны взрослых, люди весело переговаривались друг с другом, словно ничего не происходило, хотя даже по дороге сюда мы видели несколько спалённых домов, которые Лаутар предусмотрительно обходил стороной.
Я поняла, что люди просто изо всех сил стараются не впасть в отчаянье – при таком противнике как бессмертные вампиры шансов на победу было, мягко говоря немного. Потому они и улыбаются, поют, пока есть такая возможность, потому как завтра уже может не прийти.
Уже на самом выезде из города, нас догнала невысокая пухленькая женщина в застиранном платье. Она бросилась наперерез лошадям и упала на колени перед Лаутаром.
- Господин, - прошептала она. – Господин…
- В чём дело? – Спросил Лаутар, опускаясь рядом с нею.
- Вы ведь господин Лаутар? – спросила женщина, с отчаяньем хватая Лаутара за руки.
- Да, я – Лаутар, - подтвердил кукольник. – А вы?
- Кора, господин, - откликнулась та. – Помогите, умоляю вас!
- Что случилось, милая Кора? – спросил Лаутар.
- Господин, моя дочь… моя дочь… она умирает, - сказала женщина, а по её щекам побежали слёзы. – Никто не может помочь, кроме вас. Помогите, господин! У нас нет денег, чтобы вам заплатить, но…
- Мне не нужны деньги, Кора, - покачал головой кукольник. – Отведи меня к дочери, я сделаю всё, что смогу, но не обещаю, что мне удастся спасти её.
Женщина быстро поднялась и поспешно бросилась через въездную площадь к одной из улочек. Лаутар шёл за ней, а мы с Глебом ехали за ними верхом. Кора привела нас к маленькому и довольно ветхому домику на окраине города, внутри него почти не было мебели – только несколько сундуков, прялка да выщербленный стол у окна с двумя колченогими стульями. Но здесь было очень чисто и аккуратно. Видно, хозяева пытались прикрыть свою бедность чистотой и аккуратностью.
На одном из сундуков лежала совсем ещё маленькая девочка лет восьми-девяти от силы. Лицо у неё было бледно-серого, землистого цвета, пухлые губы потрескались и казались коричневыми. Грудь её нервно вздымалась, а тонкие, слишком тонкие пальцы беспокойно мяли край одеяла. Воздух был тяжёлым, пахло свеже раскопанной землёй, от чего у меня по спине пробежал предательский холодок.
Когда Лаутар подошёл к ней, она открыла свои глаза – у них были красные белки и чёрные, ничего не отражающие зрачки.
- Отдай, - хриплым голосом велела она, глядя на меня. – Отдай!
- Что? – удивилась я, когда она бросилась на меня, я даже не успела испугаться.
Когда её холодные, неживые пальцы коснулись моей руки, мир странно качнулся и стал стремительно уплывать куда-то. Последнее, что я запомнила – красные глаза, пылающие странной жаждой и заскорузлые губы, шепчущие «Отдай!».
Комната. Тёмная, в одиноком окне, больше похожем на бойницу, не горят даже звёзды. Повсюду одна и та же непроглядная темнота. Вдруг в стороне вспыхнула свеча, выхватывая из темноты стол. У неё было странное пламя – зеленоватое и безжизненное. Странный свет освещал лишь стол и человека сидящего за ним, а темень в остальном пространстве комнаты, казалось, становилась от этого только гуще.
Человек с ног до головы был укутан в чёрный, плотный балахон, скрывавший лицо и фигуру. Из рукавов выглядывали только руки – бледные с тонкими, но сильными пальцами. Руки эти явно принадлежали мужчине. Я скользнула по нему равнодушным взглядом – совсем не он был причиной моего визита в башню. Едва я это осознала, как свеча разгорелась ярче, охватывая своим мертвенным светом уже всё помещение. По середине залы стояла короткая колонна, а на ней лежала большая, кое-где заплесневевшая от времени тёмная шкатулка. Именно она была нужна мне.
Человек у стола не двигается с места, но оказывается вдруг возле колонны.
- Чего ты хочешь? – спрашивает он, хотя я уверенна, что у него нет рта, но его голос словно рождается самими стенами башни.
- Я пришёл забрать его, - спокойно говорю я, и вдруг понимаю, что это вовсе не я. Я понимаю, кто этот человек, кем я сейчас являюсь. Глеб.
- В праве ли ты? – спрашивает страж.
- Я в праве, - твёрдо говорит Глеб, приближаясь к колоне. – Я – некромаг, сумевший полюбить. Я – наследник силы драконов.
- Ты считаешь, это достаточным?
- Нет. Но достаточно другого: я – человек.  И я могу сделать то, на что бы не способен ты – я открою шкатулку.
Я открываю крышку. На тёмно-синей бархатной шкатулке лежит большой хрустальный шар, наполненный жемчужным туманом. Туман этот постоянно движется, иногда из его глубины выплывают разноцветные жемчужины. Я протянула руку, чтобы коснуться шара.
Словно током ударило понимание -  тот, кто разобьёт этот шар - погибнет.
Но у меня (вернее, у Глеба) было твёрдое решение уничтожить шар, чтобы он не принёс ещё больше бед. Ему было что терять. У меня перед глазами появилось внезапно лицо красивой девушки, и я почувствовала, что он любит её, любит так, что я не смогу этого описать. Я почувствовала ревность, но тут же поняла, кто она – я.
Глеб (или я) бережно поднял шар и приготовился отпустить его…

В себя я пришла от ощущения, как что-то холодное и вроде бы влажное касалось моего лба. Я с трудом открыла глаза. После тёмной башни даже слабый сумеречный свет казался нестерпимо ярким. Надо мной склонилось лицо Глеба, он осторожно промокал мне лоб мокрой тканью.
- Глеб… - слабо прошептала я.
- Ты очнулась… - улыбнулся он, а я увидела, как его глаза засветились от счастья и облегчения.
- Отведи меня на площадь, - попросила я, садясь. Голова немедленно закружилась, но усилием воли я заставила себя держаться.
- Давай лучше завтра… - начал было он, но я не дала ему договорить.
- Нет, сейчас! – сказала я, а потом добавила, пытаясь смягчить резкость. – Завтра будет поздно…
Тяжело вздохнув и буркнув что-то про беспокойных девчонок, которые ни о чём не думают, Глеб поднял меня на руки.
- Зачем? – удивилась я.
- Ну, тебе же нужно на площадь, а в таком состоянии ты даже до стола не дойдёшь.
В маленьком дворике нам встретился Лаутар, заплаканная, но счастливо улыбающаяся Кора и её девочка, несколько бледная, но уже с нормальными глазами. Ничего не спрашивая, они последовали за нами, захватив факелы, потому что на город уже наползали сумерки. А я и сама не могла объяснить, почему мне так нужно было попасть на площадь. Просто нужно было оказаться там и… что-то сделать.
С этим «что-то сделать» разбираться придётся, похоже, как обычно, по ходу пьесы.
Я и не заметила сначала, но вслед за нами шли люди, встречавшиеся нам на пути. Постепенно их становилось всё больше и больше. Никто ничего не спрашивал, а в воздухе словно повисло напряжение. Наконец, мы вышли на площадь.
Я огляделась и сразу поняла, что привело меня сюда. Фонтан.
Он был очень старый, казалось старше самого города, сложенный из огромных каменных глыб, которые словно росли из земли. Но воды не было, причём, по количеству пыли, осевшей на нём, воды не было очень давно.
- Дальше я сама, - сказала я Глебу, когда он хотел поднести меня к фонтану.
- Уверена?
- Да.
Когда я встала, голова снова закружилась, но я сдержалась и пошла вперёд. Все молчали. Забравшись в чашу, я приблизилась к четырём глыбам, образовывающим своеобразную пещеру над засохшим родником. Интуитивно я опустилась на колени и прижалась головой к ним.
Где-то внутри рождались, оформлялись и поднимались наверх странные слова заклинания, которого я никогда не знала, и так и не сумела вспомнить потом. Какие-то гортанные, резкие, совсем не мелодичные звуки непонятного языка. А перед глазами стоял яркий, ослепительно-прекрасный мир. Он ждал меня, когда придёт моё время, я вернусь туда…
Едва я закончила, как внутри всё словно сжалось, задрожало, а в глазах потемнело.
- Таня! – позвал меня голос Глеба – любимый придерживал меня. Похоже, он не послушался и пошёл за мной. – Как ты…
- Родник! – закричал вдруг кто-то. – Родник проснулся!
- Этот родник – древний символ города, - говорил Лаутар, когда мы, наконец-то, миновали городские ворота; из предосторожности – голова всё ещё слегка кружилась - я сидела вместе с Глебом. – Он обладает магическими свойствами. Он исцеляет раны, придаёт силы, вселяет веру и…
- Защищает от тёмных сил, - закончил за него Глеб.
- Догадался? – спокойно поинтересовался Лаутар.
- Да, - кивнул Глеб. – Это заклятие у девочки, оно ведь вампирское?
- Да, похоже на то, - вздохнул кукольник. – После того, как родник пересох, их стали замечать в городе.
- Родник – это их заслуга, - уверенно заметила я, припоминая недавние ощущения. – Воду словно что-то не пускало наружу.
- Скорее всего, но доказать мы ничего не могли. А после того, как лишились целебной воды, то не смогли излечивать раны, нанесённые вампирами.
- Но ты же вылечил девочку? – удивилась я.
- Этого бы не хватило надолго. К тому же, нам, вероятнее всего, хотели оставить сообщение, это не стандартное заклятие.
- И что же нам так хотели сообщить? – насмешливо спросил Глеб, хотя я уловила, как он напрягся. Он часто прятал свои чувства за насмешливость.
- Это лучше Тане знать, девочка среагировала именно на неё. Скажи, ты что-то видела, когда была без сознания?
- Нет, - соврала я, уж очень мне не хотелось рассказывать о страже и шкатулке. – Я вообще плохо понимаю, что произошло, когда мы пришли в дом, да и на площади тоже.
- Это древняя магия стихий, весь наш мир стоит именно на ней, - сказал Лаутар. – Вернее, все миры стоят на ней, но магия всегда проявляется по-разному. Одно точно – тебе нужно научиться использовать свою силу.
- Ты будешь меня учить? – полюбопытствовала я.
- Нет, мне этого не доведётся…

Через пять дней бешенной гонки мы вышли к столице, городу Словену.
Над обширным холмом с плоской вершиной возвышался белоснежной короной город. Его высокие стены казались совершенно неприступными. К вершине поднималась одинокая каменная дорога, по которой обычно (по словам Лаутара) спешили торговцы и крестьяне из окрестных деревень. Сейчас дорога была пустынна – оно и понятно, едва-едва поднялось солнце, ворота должны были только что открыть.
Мы медленно въехали под сень высоченных дубовых ворот, выложенных мозаикой, изображавшей рассвет в степи. К Лаутару быстро приблизился один из привратников, подойдя достаточно близко и, видимо узнав его, он низко поклонился.
- С возвращением, господин, - сказал старый стражник. – Давно вы уже не были дома.
- Да, Искалдир, - улыбнулся Лаутар. – Я давно не заглядывал домой.
- Прикажите отправить гонца к князю? – спросил стражник.
- Нет, не стоит, мы устроим брату сюрприз. Да, кстати, - заметил Лаутар. – Это мои друзья – леди Татьяна и лорд Глеб. Леди Татьяна младшая сестра нашей Василисы.
Я поймала на себе пристальный взгляд стражника. Надеюсь, он не будет задавать лишних вопросов по поводу моего «родства». Тем временем взгляд стражника уже переместился к Глебу.
- А вы уверенны, господин, что молодой человек – тот, за кого себя выдаёт? - настороженно протянул стражник, кладя руку на эфес меча.
- Конечно, Искалдир, я знаю тех, с кем имею дело.
- Вам виднее, господин, - поклонился напоследок стражник.
- В чём дело, Лаутар? – спросил Глеб, когда мы отъехали на приличное расстояние от ворот. – Мне кажется, что стражник узнал меня.
- Не кажется, - вздохнул Лаутар.
- То есть? – вклинилась я.
- То есть: Глеб, вернее человек, на которого Глеб так похож – князь Роман, сын правителя заокраинных земель, что лежат далеко от Мансура. Но многие из нас всё ещё помнят войну с Неведомым кланом, как ещё называют их. Война была давно, с тех пор у нас нейтралитет, пару раз они даже помогали нам отразить набеги вампиров. Но люди всё равно боятся Неведомых, никто не знает, чего от них ждать, особенно теперь, на пороге войны.
- Ты ведь знал это с самого начала, да? – спросила я. – Почему не рассказал?
- Мы должны были встретиться там, в лесу, да? – неожиданно спросил Глеб. – Ты был не уверен, а не притворяюсь ли я?
- И да, и нет. Я не сомневался, что вы говорите правду, но в тех местах не стоило обсуждать подобные вещи, - покачал головой Лаутар. – Та девочка – не первый случай, было много нападений в последнее время. Вампиры добрались и до заокраинных земель, князь предложил встретиться, я согласился. А потом вышла эта история с вами, не думаю, что она случайность.
- А кто такие эти вампиры? – спросила я. Меня давно интересовал этот вопрос.
- Вампиры – это мёртвые, не нашедшие покоя, - сказал Лаутар. – Они могут жить очень долго, но не могут иметь потомков, потому что их души застряли где-то посередине пути к новому рождению. Чтобы жить, им нужна человеческая кровь – там содержаться особые вещества, поддерживающие их силу. Это, в общем-то, всё, что нам удалось узнать о них. Да и то – сплошные предположения. Ни один из «языков», которых мы брали, ничего не рассказал, а, может, они и сами не знают, почему такие. Шпионов к ним нам внедрить не удавалось, хотя мы и не особо пробовали – как можно претвориться вампиром, не став им?
- Знаешь, что меня, действительно, удивляет? – заметил Глеб. – Обычно в войне всегда находятся те, кто со временем решает принять противоположную сторону. А здесь нет ничего подобного. Словно их что-то держит вместе. И что-то мне подсказывает, что это совсем не единство взглядов. Создаётся впечатление, что они обречены быть вместе. В абсолютное зло, которое отрицает свет, я не верю. Ты не обижайся, но и вы на абсолютное добро не тянете.
- На правду не обижаются.
- Это должно быть какое-то заклинание, проклятие, артефакт, который держит их вместе…
Дальше я в их споры и размышления почти не вмешивалась – меня притягивал местный пейзаж. Каменистые извилистые как змеи улочки, увитые, несмотря на осень зелеными растениями, жёлтые и красные деревья, просвечивающие подобно тонким листьям янтаря. Красиво, очень красиво. Мирно, совсем не этого я ожидала от столицы, от крепости.
К этому времени на улицах показались уже первые люди – со спокойными и радостными лицами, правда, можно было заметить печаль и усталость, но не гнев, не ненависть.
- У вас странные люди, - заметила я, прерывая разговор мужчин. Ха.
- Почему же странные? – удивился Лаутар.
- Они такие спокойные и радостные, словно не знают, что их ждёт война.
- Такие лишь те, кто остались… - грустно улыбнулся кукольник.
- Те, кто остался? – спросил Глеб.
- Многие ушли в другие города, не мне их винить – Словен будет главной целью мятежа, а у многих дети, семьи. Хотя осталось много больше, чем мы с Крисом рассчитывали. А вот, кстати, и он.
Я растерянно посмотрела на молодого мужчину. Я ожидала, что он будет старше, а он выглядел моложе даже Лаутара. Лет двадцать с небольшим. Красивое, усталое лицо с орлиными чертами. Крепкая, стройная фигура. Внимательные, как у брата зелёные глаза и русые кудрявые волосы, небольшая бородка и усы, видимо для солидности.
- Искалдир всё же послал гонца? – усмехнулся Лаутар.
- А как же, братишка, - рассмеялся князь. – Как твои дела?
- Всё также, а твои?
- Готовимся к войне, ты успел до начала Совета, - печально кивнул он, но тут же приободрился и лукаво заметил. – Может, представишь меня молодой леди?
- Леди Татьяна. Для всех сестра Василисы, для тебя – гостья из другого мира, - снова усмехнулся Лаутар. – Но у тебя нет шансов, у леди уже есть жених…
Я хотела поздороваться, но от неожиданности закашлялась. Жених. Нет, конечно, далеко не чужой человек, но… А впрочем?
- Лорд Глеб.
- Глеб? Значит, поддержки Неведомого клана не будет?
- Все, кто сможет – придут на твой Бал, а остальным не до того. Я получил сведенья о том, что вампиры совершили вылазку на заокраинные земли, многие Неведомые пострадали.
- Понятно, - вздохнул князь. – Для вас, ребята – Крис, а на людях – князь.
Нам выделили большую, шикарно отделанную комнату. Одну на двоих. Ага. Конечно. Я в этом почти не сомневалась. Я даже не была особо против, но мне, по крайней мере, нужно было время, чтобы к этому привыкнуть. Всё же отношения у нас с Глебом начали складываться не так и давно…
Зато уж очень стремительно.
Глеб, проявляя редкую прозорливость, быстро принял душ, переоделся и отправился вместе с Лаутаром и Крисом обсуждать заранее всё то, что может прозвучать на Совете. Мне они предложили не спешить, а когда меня приведут в порядок спускаться сразу в тронный зал. Для этих целей мне была оставлена служанка, которую, как оказалось, звали её Мелицей.
Хотя мне было предложено воспользоваться гостеприимством князя, я предпочла поскорее закончить «туалет» и присоединиться к друзьям. С некоторым недовольством я позволила Мелице, надеть на меня золотистое атласное платье и уложить волосы в сложную причёску. Сами услуги Мелицы я принимала спокойно, что меня удивило (не припомню, чтобы я когда-то была аристократкой), меня больше раздражала необходимость носить длинное платье.
Как-то само получилось, что едва одев его, я выпрямилась, подняла голову, расправила плечи… Захотелось притвориться знатной дамой (ради разнообразия), что я и решила сделать.
Коротким путём слуги провели меня в замковую библиотеку – было принято решение перенести Совет сюда. Само помещение было чуть ли не в два раза больше, чем далеко не маленькая библиотека Абдулы, и напоминало трёхэтажное футбольное поле, уставленное лабиринтом шкафов. На потолке красивая фреска изображала летящего дракона, причём явно в натуральную величину.
За обширным дубовым столом уже сидели десять человек. Знакомы из них мне были только трое (кто, я думаю, говорить не стоит). Во главе стола на резном деревянном троне устроился Крис, по правую руку от него сидел Лаутар, по левую – Глеб. Ещё одно место, как раз рядом с Глебом пустовало. Как я поняла, оно было предназначено для меня. Едва я вошла, как взгляды всех присутствующих тут же обратились на меня.
Крис замер на полуслове, ошалело рассматривая меня с головы до ног, Глеб восхищённо улыбнулся, советники бросали удивлённые взгляды в мою сторону. А Лаутар только сидел и улыбался, скромно рассматривая свои руки. По тому, насколько скромно он это делал, я поняла, что идея одеть меня именно так принадлежит ему.
Я послала ему гневный взгляд и по возможности величественно опустилась на своё место. Надо уж доигрывать до конца.
- Ты великолепна! – шепнул Глеб, когда я села.
- Теперь, я полагаю, можно начать, раз все собрались, - начал Крис. – Но для начала, я представлю вам наших гостей: лорд Глеб, - Глеб чуть склонил голову. – И леди Татьяна, - я только улыбнулась.
- Альвансор, - представился высокий смуглый мужчина рядом с Лаутаром. У него были длинные волосы с сединой, смелые карие глаза и лицо бывалого война. - Командующий войсками Мансура.
- Моргана, - улыбнулась моя соседка. Хрупкая маленькая женщина с лучистыми голубыми глазами. – Старший целитель.
- Унгаро, маг из Риосса, - продолжил совсем ещё молодой мужчина с серебряными волосами. – Друг Драконов.
Черноволосый хмурый воин рядом с Морганой оказался Ламбером, Стражем Приграничья; Темперлей, дама с царственной осанкой, назвалась хранителем библиотеки; от следопытов пришёл спокойный и могучий как скала Виктор; а седая морщинистая дама на противоположном краю стола оказалась Лидэ, старейшим членом Совета.
Сначала членам Совета была рассказана наша история, затем Лаутар коротко рассказал о своих переговорах с Неведомым кланом, а напоследок коснулся произошедшего в Назире.
- Так эта и есть та девушка, которую местные теперь называют не иначе, кроме как Девой Вод? – рассмеялся Унгаро. – Что ж, приятно познакомиться, пусть даже обстоятельства нашей встречи не такие и радостные. Миракс, старейший дракон наших гор говорил, что чувствует появление новой силы в войне, теперь я знаю, что он имел в виду милорда и миледи.
- Девочку стоит отправить к драконам, - проскрипела Лидэ. – Едва ли она станет помощником, если не научиться контролировать свои силы…
- Унгаро, я считаю, вы не правы, - покачала головой Темперлей. – Мы не имеем права вмешивать ребят в нашу войну. Они из другого мира и не должны пострадать в бойне.
- Да, Тем, - вздохнул Крис. – Каким бы заманчивым и многообещающим не было это предложение, мы не будем вмешивать ребят. Наша главная задача спасти как можно больше жизней, но это не значит, что мы можем жертвовать вампирам посторонних людей.
- Я бы остался, чтобы помочь вам, - заметил Глеб. – Но я не хочу, чтобы с Таней что-то случилось. Думаю, наше короткое путешествие и так принесло ей достаточно испытаний…
- Вы отважны, молодой человек, - тихо вставил Альвансор, но его все услышали и тут же замолчали. Я с Глебом спорить не стала, хотя и не считала, что мне нужна подобная опека. Не время сейчас. И не место. – Но князь прав, вы не из этого мира, даже ваше время здесь подходит к концу, вам следует вернуться домой, пока ещё есть такая возможность.
- Но что же вы предлагаете? – спросила я. – Как вам известно, мы сами не представляем, как вернуться.
- Через десять дней состоится Большой бал, там соберутся все те, кто готов выступить против Диларина, - предложил Лаутар. – Будет много магов, мудрецов, люди Неведомого клана. У них можно будет спросить совета. Они не попадают на Ближний Совет, но всем можно верить, а значит, рассчитывать на поддержку и помощь.
- Даже Неведомым? – рыкнул Ламбер. – Мы о них почти ничего не знаем, как мы можем доверять им?
- А как ты думаешь, назывались бы они Неведомыми, если бы о них все всё знали? – усмехнулась Моргана.
- Им можно верить, друг мой, - прогрохотал Виктор. – Мы, Следопыты, с давних времён время от времени сотрудничаем с людьми Неведомых, я верю им как себе.
- И всё же не стоит забывать о прошлых конфликтах… - недовольно заметил Ламбер.
- Прошла почти тысяча лет с тех пор, как Неведомые покинули наши земли, - покачала головой Лидэ. – И заметь, они ушли сами, мы бы не справились с ними. Нельзя знать, какие они преследуют цели, но и во время вторжения, врагами они нам не были… Уж я-то это помню.
- Верно, - подтвердил Крис. – И стоит отложить споры о Неведомых. Мы уже не раз поднимали этот вопрос на собраниях. Пора оставить споры, сейчас мы на одной стороне. Вампиры сейчас сильны, как никогда, если мы будем враждовать ещё и друг с другом, то у нас не останется шансов.
- Крис прав, - кивнул Лаутар. – Наша сила в единстве. Вампиры и так посеяли между нами распри. Многие удельные князья готовы сцепиться друг с другом, единственное, что удерживает их от этого - наш Совет. Мы должны сохранить единство. А что касается Неведомых – нам нужна любая помощь. Сейчас у нас одна цель – сохранить свои государства.
- И всё же… - начал было Ламбер, но Крис не дал ему договорить.
- Неведомые давно снабжают нас ценной информацией о вампирах, если бы не их помощь, мы не смогли бы остановить нападение на Красный город…
Они спорили ещё с полчаса, а затем неожиданно все успокоились и быстро пришли к компромиссу: помощь Неведомых стоит принять, но люди Ламбера или Следопыты всегда будут присутствовать в их отрядах.

Следующие десять дней были самыми счастливыми в моей жизни.
Мы с Глебом много времени проводили вместе, никто не мешал нам, и мы смогли поговорить об изменениях, коснувшихся наших жизней. По вечерам мы собирались вчетвером (мы плюс Лаутар и Крис) и говорили обо всё и ни о чём, или отправлялись вдвоём бродить молча по паркам и улицам города.
У меня впервые в жизни появилось ощущение, что я дома. Крис и Лаутар незаметно стали семьёй, другие члены Совета тоже всегда были готовы помочь. Лидэ и Унгаро всё же занялись азам обучения меня магии, но часто спорили, выясняя, как лучше объяснить тот или иной аспект, так что больших знания я, всё же не получила. Виктор всегда занимал хорошие места, если предполагалось какое-то мероприятие. Ламбер оказался не таким суровым, как могло показаться вначале.
Всё было важным – прогулки в ночи, разговоры у камина с братьями, торжественные обеды в честь прибывших гостей, улицы города и лица людей. Но над этой чудесной жизнью (пусть и не совсем моей), над этим миром дамокловым мечом висела война. Как я не хотела этого, я даже подумывала, чтобы остаться, потому что не могла уже бросить ставших такими родными людей в трудную минуту.
Единственное, что мне действительно доставляло массу проблем и портило настроение – необходимость носить длинные платья. Но, в конце концов, я и от этого стала получать удовольствие. Человек ко всему привыкает.
Этот мир с каждым днём всё сильнее влиял на меня.
В день Бала дворец заполнился гостями под самую крышу. Слуги заканчивали оформлять бальные залы, Крис с утра ходил напряжённый как струна, а Лаутар был какой-то странно молчаливый и печальный. Тем утром он зашёл к нам с Глебом, мы уже встали и сейчас завтраками.
- Доброе утро, - улыбнулась я. – Присоединишься?
- Утро, - вздохнул Лаутар.
- Что-то случилось? – заинтересовался Глеб.
- Да нет, всё идёт как надо, - ещё раз вздохнул Лаутар и попытался улыбнуться. – Как надо… Я просто хотел поговорить с вами до начала праздника.
- О чём?
- Ни о чём особенном, так несколько пожеланий…
- Ты что, куда-то собираешься? – удивилась я.
- Можно и так сказать, это путешествие я ждал давно, а теперь пришло время.
- И?
- И сегодня вечером, после бала, я отправлюсь в путь.
- Жаль, - грустно улыбнулась я, есть как-то сразу расхотелось. – Мне будет тебя не хватать.
- Мне тоже будет недоставать вас, ребята, - улыбнулся Лаутар. – Но, придёт время, и мы снова встретимся. Только это будет уже нескоро. Глеб, ты не будешь против, если я обниму твою девушку?
Бейбарсов только усмехнулся.
- Будь осторожнее и верь себе, всегда, - тихо сказал он, обнимая меня. – Нет более верного проводника, чем сердце. Разум можно запутать, но сердце всегда знает ответ, какой бы вопрос ему не задали, нужно только уметь слышать.
С Глебом они обменялись крепким рукопожатием.
- Береги её, хорошо, - заметил Лаутар уже у самых дверей. – Не часто удаётся найти действительно близкого человека. А Таня у нас совсем не такая твёрдая, какой бывает с окружающими.
- Я знаю, - серьёзно кивнул Глеб. – За это я её и люблю.
- Тебе не кажется, что здесь что-то не так? – спросила я у Глеба, когда Лаутар вышел. – С этим его внезапным отъездом? До сегодняшнего дня он и не говорил, что собирается куда-то.
- Кажется, не кажется… - мрачно заметил Глеб. – Всё равно вряд ли мы узнаем всё прежде, чем он уйдёт.
Предстоял бал-маскарад. Я переоделась жар-птицей. На лицо вместо маски аккуратно приклеили огненные перья, такие же перья, пришитые к красному шёлку имитировали крылья, а алое платье было причудливо вышито самоцветами. Глеб с ехидной ухмылкой облачился в костюм ангела, правда, крылья у него были чёрными.
Из всех только Крис и Лаутар остались собой. Им было необходимо принимать гостей. Кого здесь только не было! Даже описывать не берусь. Мы кружились в танце, смеялись, потом был торжественный обед и снова бал.
Под конец вечера я, устав от веселья, подошла к слуге, предлагавшему вино (соки здесь были не в ходу), а алкоголь уже успел немного затуманить голову. Глеб о чём-то говорил в стороне с Крисом.
- Жарко? – спросил слуга. Мне он показался несколько странным – слишком бледный с большим количеством пудры на лице и очень яркими, прямо горящими глазами, но я отогнала от себя лишние мысли.
- Да, немного, - улыбнулась я.
- Выйдите на балкон, проветритесь, - предложил слуга.
- Не хочу, там скорее всего будет много народу… - неуверенно протянула я.
- Там никого сейчас нет, - как-то странно произнёс слуга, заглядывая мне в глаза.
- Я пойду, - заворожено кивнула я, принимая у него бокал.
Не помню, как добралась до балкона.
Вся моя память начиналась с того момента, как мне в лицо ударил прохладный свежий, даже скорее холодный ветер. Я зябко поёжилась, теперь понятно, почему здесь никого не было – слишком холодно, можно запросто заболеть. Придя к такому выводу, я решила, что будет лучше вернуться в зал, а то я никому не сказала, что куда-то ухожу, не уверена даже, что это кто заметил. А балкон явно не тот, которым должны пользоваться гости – даже отзвуков музыки не было слышно здесь.
Как я вообще сюда забрела?
Я повернулась к дверям, там, ухмыляясь, стоял недавний слуга, а с ним ещё шесть странно бледных людей.
- Пропустите, пожалуйста, - попросила я дрогнувшим голосом, в голову закрадывались недобрые мысли. Но что вампиры могут делать на балу?
- Нет, - резко усмехнулся один из них. – Ты пойдёшь с нами.
- Никуда я не пойду, а вам лучше уйти, меня скоро будут искать! – отчего-то я прямо до дрожи робела перед ними, хотя моих сил, возможно и хватило бы, чтобы подать сигнал.
- Никто не будет вас искать, леди Татьяна, - усмехнулся слуга. – Никто не знает, что вы здесь.
С этими словами он извлёк из-за пазухи длинный кинжал.
- Вы предпочитаете пойти сами, или нам вам помочь? – ехидно поинтересовался он.
- Помогите! – попыталась закричать я, но за мгновение до этого мой рот накрыла чья-то ладонь.
- Не хочешь по-хорошему, будет как всегда, - будничным тоном заметил главный вампир. Теперь-то у меня не оставалось в этом никаких сомнений. Они уже собирались перепрыгнуть в сад, когда…
- Стойте, гады! – зарычал из дверей Крис. Вместе с ним были Глеб, Лаутар и незнакомый мне черноволосый мужчина в возрасте со странно знакомым лицом.
Завязалась короткая, безмолвная потасовка, меня отбросило заклинанием в сторону и слегка оглушило. Несмотря на то, что вампиров было больше, вскоре остался только тот, который недавно угрожал мне кинжалом. Он с воем бросился на меня, я понимала, что надо отклониться, но голова ещё шумела после заклинания и алкоголя…
Кто-то быстрой тенью встал между мной и вампиром… Вампир всадил ему в бок свой кинжал, а затем упал, сражённый мечом Глеба. Человек, прикрывший меня, стал медленно оседать на пол…
Я опустилась на колени, придерживая голову Лаутара.
- Лаутар… - глаза защипало.
- До свидания, сестрёнка, - слабо улыбнулся он. – Прости, брат…
- Нет, Это ты меня прости… - глаза у Криса странно блестели.
- Мы поможем тебе! – тряхнула головой я.
- Поздно, дело не только в ране, - выдохнул кукольник. – Где Глеб?
- Я здесь, - Глеб опустился радом на мраморный пол, окровавленный меч он отбросил в сторону. Здесь сражались заговорённым оружием, оно оставляло не только простые раны…
- Глеб, друг, возьми мою силу, мой дар, - тихо попросил Лаутар.
- Я не могу, друг, - покачал головой мой любимый.
- Иначе ты не сможешь быть с ней, - заметил Лаутар. – Проклятие всё больше будет отдалять вас.
- Я не могу взять твою силу, - упрямо повторил Глеб. – Магия это ещё не всё, я верю, что наша любовь будет сильнее проклятия.
- Значит, ты отказываешься? – спросил Лаутар.
- Да.
- Хорошо, теперь ты примешь дар по праву. Я долго берёг его для тебя, - улыбнулся он, и глаза его закрылись.

На востоке собирались грозовые облака.
Яростные порывы ветра гнули старые деревья в парке так, что те скрипели. Золотые листья срывало с ветвей и кружило в бешенном, лихорадочном танце. На улицах не было видно ни одного человека, все попрятались в дома и трактиры. Птицы молчали, забившись под крыши. Где-то совсем далеко изредка вспыхивали молнии.
Всё предвещало скорую бурю.
Но разве это могло сравниться с тем, что чувствовали мы? Со смерти Лаутара прошло всего два дня, а всё так изменилось! Крис стал молчаливым и часто смотрел куда-то в даль, сжимая и разжимая кулаки, но он хорошо держался. Глеб тоже говорил мало и всегда о чём-то постороннем, только по этому я могла понять, что ему тоже не по себе. Всё же он был некромагом и к смерти относился намного спокойнее, чем я.
Вот и сейчас он сидел в соседнем кресле, читая какую-то старую книгу из местной библиотеки. Он что-то напряжённо искал, когда я засыпала, прижимаясь к нему (мне казалось, что он – единственное, что остаётся надёжным, неизменным в этом бешенном мире), он ещё читал, когда просыпалась, то он уже читал. Но я его ни о чём не спрашивала, знала, что бесполезно.
Крис сидел на подоконнике распахнутого настежь окна, снова вглядываясь в далёкий горизонт. Порывы ветра залетали в комнату, рвали портьеры, лохматили волосы, холодили кожу, воевали с пламенем в камине. Я сидела, плотно завернувшись в мягкое шерстяное одеяло, но ветер умудрялся проникать и под него.
Мы снова, уже который день сидели вот так втроем и снова молчали.
Да и о чём было говорить?
О жизни? О смерти? Как-то вдруг я поняла, что мы все умрём. Вернее не поняла, осознала. Но это не решало всех проблем. Мне будет не хватать Лаутара. Кукольника, мага, князя, друга, брата. Я так и не смогла понять, кто же он такой, но со всей уверенностью могла называть его другом. Эта дружба была иной, не такой, как мои отношения с Ягуном, Склеповой, Ванькой.
Наверное, потому что я сама изменилась. Этот мир, его воздух, его люди – они изменили меня. Я как-то вдруг повзрослела, особенно после событий на балу. Мне ещё только предстоит осознать все изменения, которые произошли, ведь не сразу становится понятным, заметным то, что происходит в глубине души.
Но я осталась той Таней Гроттер, грозной русской Гротти, которую знали в Тибидохсе.  Я всё ещё оставалась ею, но уже была и другим человеком. Более спокойным, уверенным, сильным. Меня и раньше считали сильной, но я такой не была на самом деле. Я была много слабее, чем обо мне думали. Я могла справиться с теми трудностями, которые поступали от других, но не могла справиться с испытаниями во мне самой.
Я многого, очень многого не понимала, не ценила, где-то была слишком требовательной, а где-то совсем наоборот. А сейчас я стала сильной, потому что стала слабой – мне было что терять, и я была готова за это бороться.
Как так могло получиться, что всего за месяц Лаутар стал мне больше чем другом, старшим братом, что ли? Никогда не думала, что чтобы привязаться к человеку, мне потребуется так мало времени. Я коснулась кольца, которое дал мне Лаутар. Он смог так много показать, объяснить, ничего не говоря, смог стать другом, братом, просто находясь рядом…
Мне кажется, он знал, что всё так и будет, когда говорил, что не сможет учить меня пользоваться моими новыми силами, когда приходил тем утром к нам в комнату. Наверное, это и было то путешествие, в которое он собирался. Откуда он знал и почему не остановил всё, когда было ещё возможно? Мудрые маги этим и отличаются от обычных, что умеют видеть не только сиюминутные последствия, но и дальние горизонты. Значит, нужно просто довериться его мудрости.
Ведь Лаутар был гораздо более сильным магом, чем мне казалось прежде. И много более мудрым. Глупец бы не ушёл из дворца, чтобы помогать изнутри страны. Не думаю, что это далось ему так уж просто, но отваги следовать своим путём ему, точно, было не занимать.
Но без него будет нелегко.
Но Глебу должно быть ещё сложнее. Сначала локон, потом яд некромагии, потеря магических способностей,  а теперь он снова маг, но маг благодаря тому, что его друг отдал ему свою силу. Каким бы он ни был сильным, уверенным, спокойным, самоуверенным, чтобы там не дала ему некромагия, ему всё же было нелегко. Я это чувствовала. И старалась быть рядом, без слов, без утешения. Иногда от сочувственных слов, постоянной жалости становится только хуже. Я бы точно не выдержала, если бы мне постоянно напоминали о случившимся. Ни с кем мы не говорили о смерти Лаутара. Он был и останется в наших сердцах.
Потому и я молчала, ничего не говорила Глебу, хотя внутри всё перемешалось и кипело…
Просто была рядом, чтобы он знал – он больше не один.
Одно дело видеть смерти незнакомых людей, находясь под воздействием некромагии, и совсем другое – терять близких, друзей.
Забавно, я никогда раньше не думала о том, насколько мы с ним похожи – каждому в своё время довелось потерять семью, выдержать весьма непростую жизнь, познать тьму в себе и при этом стремиться к любви.
Мы никогда не говорили на тему его или моей семьи. Всё и так было ясно. Ни к чему лишние подробности, которые только причиняют боль. Мы говорили о его жизни у старухи, о моих приключениях в Тибидохсе, о мыслях, о тысячи важных и пустяковых вещей. Но мы никогда не говорили о прошлом или о будущем.
В прошлом осталось много боли. От потери семьи, от одиночества. Ни к чему говорить об этом, особенно сейчас, когда удаётся урвать лишь короткие минуты спокойствия, счастья. Придёт время, когда мы коснёмся и этой темы, но не сейчас. А будущее? Что можно было знать о будущем? Можно ли что-то загадывать?
На самом деле, я просто боялась мечтать и надеяться, я боялась будущего. И прежде всего потому, что не знала, а может ли быть будущее у Тани Гроттер и бывшего некромага. Даже близкие друзья вряд ли смогут всё понять и принять, а что уж говорить о совсем чужих людях? Что может ждать нас там?
Конечно, всегда считается, что с милым не нужно никого, что чужие мнения ничего не решают. Да, не решают. Но факт остаётся фактом – пока мы живём в обществе, мы живём по законам общества. И толпа может задавить, сломать даже самых сильных, самых искренних. Ничего не сделаешь один, только вместе можно что-то по-настоящему изменить, хотя начинает всё один человек…
А ещё мы никогда не говорили о нашей любви.
Если, конечно, не считать разговорами наши короткие признания, которые повторяют ежедневно миллионы влюбленных и не влюблённых. Иногда серьёзно, иногда в шутку, иногда вместо каких-то других слов. А мы говорим только, чтобы убедиться в том, что всё ещё рядом, вместе. У нас всё ещё только начиналось, поэтому ещё были необходимы эти слова, которые словно подтверждают – любовь есть.
Но мы уже взрослеем – из-за событий, войны – и постепенно слова уже перестают иметь такое значение, они не нужны, потому что каждый и без этих слов всё знает. А слова звучат гораздо реже, но от этого их ценность только усиливается. Да, первые восторги влюблённости как-то быстро отступают прочь, но их сменяет глубокое чувство единства, значимости друг для друга. Хотя я всё равно не могу сдержать внутренней дрожи, когда Глеб глядит на меня и слегка улыбается, но я знаю, что это останется со мной навсегда.
Я знала, что Глеб любит меня, он знал, что я люблю его. Но, кроме того, никто из нас не знал ничего. Едва ли у нас может быть нормальная семья. Едва ли девчонки смогут ему простить отказ от некромагии, а мне мои друзья никогда не простят того, что я предпочла Ваньке и даже Пупперу его, некромага.
Мне было неважно, что подумают остальные, но без друзей плохо. Хватит ли у нашей любви сил, чтобы выстоять?
- Теперь точно начнётся война, - заметила я, вырываясь из сети тяжёлых мыслей. Как говорила Скарлетт, я не буду думать об этом сейчас, об этом я подумаю завтра. А лучше тогда, когда будет время, а главное силы.
- Да, Альвансор уже собирает войска, - вздохнул Крис, отрываясь от окна. За все эти дни мы впервые заговорили на эту тему.
- А что Неведомые? – подал голос Глеб, откладывая в сторону недочитанную книгу. – Как они отнеслись к исчезновению Романа? Придут они на помощь?
- Единственное, что мы всегда знали о Неведомых, - они мудры и благородны, - ответил князь. – Я говорил с князем Игорем, он – отец Романа, он понял меня и сказал лишь, что рад, что хотя бы его сын избежит этой бойни. Так или иначе. Неведомые придут. Все, кто сможет держать оружие.
- А драконы? – спросила я.
- Последние драконы умирают, проклятие съедает их, теперь они могут помочь лишь своей мудростью.
- А как мы будем действовать? – задал вопрос Глеб.
- Мы? Разве вы не собираетесь домой?
- А ты как думаешь? Неужели мы бросим вас в такой момент? – усмехнулась я. Мы этот вопрос с Глебом не обсуждали, но я и так знала, что выбор был сделан ещё тогда, на Совете Магов. Чего уж говорить после событий на балу. – Даже если бы мы захотели, то не знаем, как это сделать.
- То есть вы не хотите улетать? – удивился Крис. – Вы можете погибнуть в войне. А если и не погибнете – никто же не знает, насколько она затянется.
- Пришло время отдавать долги, - заметил Глеб, поднимаясь и опуская руку на плечо Криса. – Этот мир теперь стал и нашим. Мы должны защитить своих друзей, свою семью.
- Мы остаёмся, - подтвердила я, подойдя к ним и положив голову на плечо любимого. – А там будь, что будет.

Наступило утро похорон.
Тело Лаутара повезли в Долину Новой Жизни, что находится в двадцати километрах от столицы. Тело везли в открытой повозке, запряжённой двумя белыми лошадьми. Лаутар по местным традициям был одет в зелёный охотничий костюм. Здесь вообще всё было не так как у нас. Никаких чёрных и серых одежд – только цветные, свободного кроя, со светлыми плащами, головы были непокрыты. Мне пришлось надеть небесно-голубое платье, а Глебу – синюю тунику. Он крепко держал меня за руку.
Всю ночь я плакала, а он меня успокаивал. Тяжело хоронить друзей, а за то время, пока мы здесь были друга лучшего, чему Лаутар у нас не было. Но в отличие от меня лица остальных людей в процессии хоть и были печальными, но было похоже на то, что они не считают это трагедией. Здесь так было принято – смерть только новый шаг, ступень перед возрождением. Хотя не думаю, что им было намного проще, чем мне.
Им тоже было горько от утраты. Такая странная двойственность. Удивительно, что они, люди Мансура, остаются цельными…
Долина Новой Жизни – широкая долина, расположенная между холмистой гряды. Около долины расположено здание крематория. Его заметно ещё издали. Это высокое белокаменное здание, утопающее в зелени, возле дороги расположена аллея фонтанов, возле которых с бдительным спокойствием лежат каменные львы.
Ворота отворяются, и мы входим внутрь. Здесь очень светло и повсюду зелень – в кадках, горшках, а кое-где трава растёт прямо из пола. Как сказал вчера Крис, в здании располагаются морг и Огненные залы.
Каждый Огненный зал – круглое помещение с несколькими ярусами и монолитной каменной плитой в центре для тела. На эту плиту кладут и тело Лаутара, а мы занимаем места на ярусах. Наши с Глебом были возле князя. Пока ещё не начался ритуал, я осматриваю помещение и людей.
Здесь всё не так, как мы привыкли дома, в Тибидохсе, хотя и не сказать, что лучше, просто по-другому. И мы становимся другими. Если уже не стали. Будет война, а мне спокойно, поразительно спокойно. Даже странно. И сейчас было горько, но воздух этого мира с каждым днём всё больше менял меня – я как и люди Мансура принимала неизбежность и естественность смерти.
Было время, когда я могла разозлиться из-за всякой чепухи, а сейчас меня не пугает даже война. Почему? Потому ли, что мне есть за что бороться – любовь, друзья, семья, которую, как мне кажется, я вдруг обрела. Мы уже пропустили сроки возвращения домой, неизвестно, а представиться ли нам ещё когда-нибудь подобная возможность.
А мне спокойно.
Потому что рядом Глеб, и теперь-то я точно знаю, что люблю его. Только его. Я выросла. Наверное, я вдруг по-настоящему выросла. Да, теперь я взрослая, не так как раньше. Я взрослая потому, что знаю, что можно быть слабым и сильным одновременно, можно отдавать всю себя любимому человеку, но оставаться свободной. Можно просто жить.
Потому я и не боюсь этой войны. Она лишь этап жизни, даже если приведёт к смерти. Я не боюсь умереть, не боюсь того, что может погибнуть кто-то из моих близких… Не так, я боюсь, но знаю, что это жизнь и так должно. Я буду бороться до конца за свою жизнь и за их жизни, но когда придёт время приму всё с честью.
Что же вдруг так изменилось во мне? Словно внезапно на смену девочке пришла женщина, но при этом я остаюсь молодой, и в душе тоже. Нет, женщина не совсем то слово…
Как всё это объяснить, если я и сама не всё понимаю? Да и всё ли можно объяснить в этом мире? Да и стоит ли это делать, быть может, нужно просто жить?
- Добро пожаловать в этот храм, - начинает свою речь старший служитель – высокий, худой старик с седой бородой до пояса в традиционном белом одеянии с капюшоном. – Ибо это и есть храм вечной жизни, поскольку именно здесь происходит перерождение. Смерть это не наказание, а высший дар, который позволяет нам раз за разом начинать с нового листа, учиться и исправлять свои старые ошибки. С каждым разом становиться лучше, совершеннее.
И мы не должны бояться смерти, ни когда она приходит за другими, ни когда она однажды приходит за нами. Сегодня заканчивается путь этого человека. Высшие силы уже решили, что его душа познала то, за чем приходила сюда, она покинула этот мир, чтобы после короткой передышки начать новый путь.
Но того человека, которого вы знали, вы больше не встретите (таким каков он был). Это причиняет грусть и боль, но мы должны радоваться. Радоваться тому, что вскоре родится новая жизнь. А сегодня мы собрались здесь, чтобы воздать дань земле, из которой мы все вышли, и в которую сегодня возвращаем этого человека. Не только душа должна начать новую жизнь, но и тело.
С этими словами служитель разжигает огонь.
Мне была близка странная противоречивая и одновременно цельная философия этого мира – любить жизнь, наслаждаясь каждым её мгновеньем, и ценить смерть, принимая её как отдых, а не как наказание. Так и надо – идти столько, сколько сможешь, и уходить достойно, с достоинством принимая окончанье нового этапа.
Но больше всего мне нравилась традиция здешних похорон – мумификация и изоляция от земли почитается местными издевательством, а не благословением. Медленному разложению трупа в гробу, здесь предпочли древний эльфийский обычай, сохранившийся и после того, как последний эльф покинул земли Мансура: здесь принято сжигать тела, а попел возвращать земле. На «могилу» вместо камней и крестов сажают растения, как символ возрождения и продолжения цикла жизни.
Здесь не найдёшь мрачных кладбищ, от которых мурашки пробегают по спине – только великолепный, дивный сад, лес, который так и зовёт прогуляться по нему. У местных считается нормальным устраивать здесь праздники, свидания, свадьбы. Здесь часто гуляют, незримо приобщаясь к духу предков.
Странные люди…
Неужели я тоже буду такой?
Лаутар пожелал стать травой.
- Теперь этот человек снова часть нашей вечной Матери, - говорит служитель, когда прах высыпан в ямку, а на него брошены семена и земля. – Однажды закончиться время и этого растения. Оно вернётся к Матери или послужит для сохранения другой жизни. Но душа этого человека теперь снова свободна, она сможет родиться заново, чтобы продолжить свой вечный путь учения и познания. Да прибудет мир со всеми вами.
Служитель ушёл. Пришло время родным и близким сказать последние слова, проститься с другом, братом, любимым. Затем будут поминки – разговоры о том, каким был Лаутар, чтобы сохранить в памяти его, чтобы отпустить его и жить дальше.
Потому, что впереди жизнь и дорога. Когда-то и мы последуем за Лаутаром, но пока наше время не пришло, нужно жить и дышать полной грудью.

Глава одиннадцатая
Возвращение на круги своя

Cuando nos somos atrevido,
muchos miran, como a los tontos,
y algunos sonrien en la respuesta.
- Когда мы смеёмся, то многие
смотрят на нас как на глупцов,
но некоторые улыбаются в ответ.

Я очнулась и тотчас же поняла, что произошло сиё знаменательное событие в довольно странном месте.
Было пасмурно, холодный осенний ветер трепал волосы и пробирался под слишком лёгкую для этой погоды одежду. По небу бежали цепочки низких, серых облаков, а земля кое-где была влажной, в ямках собирались лужи. Лес скрипел и стонал, вызывая не самые приятные ощущения. Похоже, был уже поздний вечер, потому что в редких разрывах туч проглядывало довольно тёмное небо. Хотя можно ли сказать точно – утро или вечер? Разве что только с помощью интуиции.
- Вот мы и дома… - тихо сказала я, но Глеб услышал.
Да и сложно было не услышать – он бережно держал меня на руках.
- Да уж. Прощай воля, здравствуй Тибидохс, - несколько мрачно заметил он, осторожно опуская меня на землю.
- Да ладно тебе! – я прижалась к нему. – Наше место здесь, а не там…
Хотя сама не была уверенна в том, что всё именно так, а не иначе. Мне так будет не хватать Криса, советников, Миракса, Июшу, Тиулиндэ и Яги, мы так и не видели её после войны…
- Я что потеряла сознание при переходе? – спросила я, но ответ получить не успела.
- Таня! Глеб! – от Тибидохса спешил взволнованный академик. – Вы вернулись!
- А что, что-то не так? – осторожно спросила я.
- Прошло уже два с лишним месяца, а от вас ни слуху, ни духу! – скрипнул Поклеп, пришедший вместе с Сарданапалом.
- Два месяца?! – поражённо спросила я. – А у нас вышло, что не меньше, чем полгода…
- Это всё разница во времени, - заметил академик. – Просто мы, хм, несколько волновались за вас. Ни одно гадание не помогло узнать, как у вас дела. Может, пройдём в мой кабинет, там и поговорим? – предложил Сарданапал.
- Я пойду с вами, - согласился Глеб. – А Тане лучше отдохнуть.
- Я тоже пойду, - возразила я. – Надеюсь, мы не будем слишком вдаваться в подробности.
- Уверена? - тихо сказал Бейбарсов, он знал, что за последнюю неделю нам толком не удалось отдохнуть, все силы отдавались восстановлению столицы.
- Как всегда, - кивнула я. Ответ из серии: понимай, как знаешь.
Тибидохс ещё не спал.
Где-то гудели голоса учеников, не ясным эхом прокатываясь по гулким коридорам старого замка. На встречу нам попался Ржевский, увернувшись от заклинания Поклепа, он унёсся по переходам, громогласно возглашая:
- Они вернулись!!!
В кабинете Сарданапала уже собрались все преподаватели.
- Танька! – радостно бросился мне навстречу Тарарах. Значит, он уже вернулся, а выходит, что и Ванька тоже уже в Тибидохсе. Оптимизма мне это не прибавило. Хотя и не удивило особо – всё же нас не было довольно долго.
Мы, не слишком вдаваясь в подробности, рассказали обо всё, что произошло за последние полгода (или два месяца?). Рассказывал в основном Глеб, я только изредка вставляла комментарии, отвечала на вопросы. О своих отношениях мы старались не говорить, не сговариваясь, пропуская соответствующие моменты.
- Интересно, - проговорил Сарданапал.
- Что именно, академик? – уточнила Медузия.
- В этом мире интересный мир магии, - охотно пояснил он. – А вы сможете использовать её в нашем мире?
- Миракс говорил, что это магия не зависит от мира, только от человека, у нас её просто давно не использовали, - Я пожала плечами. – Я могу попробовать…
- Давай лучше я, - улыбнулся Глеб. – Ты и так устала.
Я только кивнула. Пусть он устал не меньше, а может и больше, всё равно приятно побыть иногда слабой. Иногда. Это ключевое слово.
Глеб на мгновение прикрыл глаза, и я почувствовала, как он собирает силу, концентрируется на пространстве вокруг. На его руке весело заплясали алые язычки пламени.
- Значит, ты можешь теперь тоже, что и до потери магии? – поинтересовался академик.
- В общих чертах, - кивнул Глеб. – Только по-другому. Многие навыки сохранились, только силы я при этом использую другие.
- Интересная стихийная магия, - заметила Ягге. – Когда я была молодой, то ещё рассказывали о людях, обладающих вашей силой, один раз я даже встречалась с ними. Но эти знания, как и многие другие со временим забылись.
- Зато теперь у нас есть шанс их воскресить! – улыбнулась Медузия. – Если, конечно, ребята захотят.
- А почему бы и нет? – пожала плечами я.
- А как обстоят дела с проклятием? – спросил Сарданапал, я давно ждала этого вопроса, но обсуждать его при Поклепе и остальных преподавателях не хотелось. Правильно истолковав мой взгляд, Сарданапал добавил: - Оставьте нас, пожалуйста, наедине.
Медузия выходила с не самым довольным лицом, мягко говоря. Обычно у них с академиком секретов друг от друга не было. Все преподаватели, за исключением Ягге вышли.
- Ничего не вышло, - с горечью заметил Глеб. – Мы так и не разобрались в его сути, не смогли понять, кто наложил заклятие, зачем, что делать.
- Драконы тоже не смогли помочь, - вздохнула я. Мы даже не знаем точно, почему попали в другой мир, а не в прошлое.
- Я думаю, вы всё равно не зря попали в тот мир, - улыбнулся академик. – В нашей жизни вообще не бывает случайностей, всё зачем-то кому-то нужно. Только вот причинно-следственные связи установить часто довольно сложно, а уж понять, зачем конкретно это было нужно, а главное кому… Вы со временем поймёте, сколько узнали о себе там.
- Возможно, - не стала спорить я. – Хотя там меня занимал другой вопрос.
- Какой?
- Почему мы стали людьми, которые уже жили в том мире, – ответил за меня Глеб, мы ни раз с ним это обсуждали.
- Да, а ещё, почему мы не потеряли память, - добавила я. – Вы ведь не находили у себя Романа и Василису, иначе не волновались бы так за нас, верно?
- Да, - ответил Сарданапал. – Но все миры разные и действие у них своё. А почему вы стали теми, кто там уже был? Скорее всего, просто они наиболее походили на вас по душеным и прочим качествам, но точно этого никто не может знать. Ведь даже там вы предстали с несколько искажёнными собственными чертами, но всё равно похожие на себя…
- Сарданапал, им нужно отдохнуть, - недовольно заметила Ягге, выпуская кольцо дыма из своей любимой трубочки.
- Конечно, конечно, - поднялся академик. – Сфинкс проведёт вас, а то, наши студенты и аспиранты замучают вас своими расспросами. А разговоры подождут до завтра.
- Спасибо, - сказала я, выходя.
Мы неспеша вышли из кабинета академика. Золотой сфинкс уверенно вёл нас по закоулкам Тибидохса, словно в первый раз, когда я прилетела сюда. Всё такой же высокомерный, отстранённый, а на деле почти обычный кот, только вот размером побольше. Из стен любопытно выглядывали призраки.
- Ты пойдёшь к себе? – поинтересовался Глеб.
- Чтобы Пипа меня всю ночь расспрашивала? – усмехнулась я.
- Вот и я подумал, что у меня будет спокойнее, - хмыкнул Глеб.
Мы вслед за сфинксом поднялись по лестнице Атлантов и, миновав Зал Двух Стихий, вышли в Общую гостиную. Там стоял такой гул, словно это были не ученики, а целый улей пчёл, но едва мы вошли, как всё стихло.
Да, мало приятного идти в напряжённой тишине, когда на тебя в упор смотрит сотня пар глаз. Тибидохсцы выглядели как лопухойды, впервые в жизни увидевшие призрака.  Точно такими же взглядами осматриваются и первокурсники, впервые попавшие в Тибидохс.
Пипенция круглыми глазами осматривала меня с ног до головы, интересно, что она там такое увидела? Ленка Свеколт и Глеб обменялись приветственными кивками, Катя приветливо улыбнулась мне.
Я же осторожно высматривала другие лица, но ни Ваньки, ни Ягуна не было. Это и радовало, и смущало. Всё в том же гробовом молчании под пристальными взглядами мы проследовали к коридорам, в которых располагались комнаты тёмных. Вскоре мы уже входили в комнату Глеба.
С тех пор, как я была здесь последний раз, ничего не изменилось. Всё тот же плащ на дверце шкафа, мы его так и не успели убрать, слишком быстро пришлось собираться; кровать так и осталась примята, а на столе валяется в беспорядке бумага… Только вот пыли заметно прибавилось.
- Надо будет потом прибраться тут, - со вздохом заметила я. – Пыли накопилось – мрак!
- Да, - откликнулся Глеб. – Но, я надеюсь, что ты не собираешься заниматься этим прямо сейчас?
- Нет, сейчас я лягу спать, - сказала я, вытаскивая шпильки из волос. – А всё остальное будет завтра…

Я осторожно открыла глаза, вспоминая, где нахожусь. Рядом спал Глеб, а я даже не заметила вчера, когда он лёг. Так устала, что уснула почти мгновенно.
Вот мы и вернулись.
Даже если забыть о том, что предстоит – о разговорах с Ягуном, Ванькой, от вопросов теперь никуда не уйти. Хороша была идея искать способ вернуться домой, вот только никто не знал, что всё произойдёт так сразу. Я даже не успела подготовиться (и, прежде всего, морально) к возращению. А сейчас впереди ждёт столько проблем…
Я одела вчерашнее платье – всё равно другой одежды у меня здесь не было, а идти в комнату к Пипе я не горела желанием, поверх накинула плащ Глеба (думаю, против он не будет) и решила прогуляться.
- Ты куда? – сонно спросил Бейбарсов, когда я пыталась, как можно бесшумнее выйти из комнаты.
- Хочу прогуляться, - улыбнулась я, подходя и нежно целуя его в щёку.
- Тебе составить компанию? – зевнул Глеб.
- Нет, спи, я просто хочу подышать свежим воздухом, - сказала я и вышла.
Выходила я с улыбкой. Вот так всегда – никак не могу уйти, чтобы он не заметил. Глеб даже спит словно наполовину, а наполовину прислушивается к тому, что происходит вокруг. Расслабленный и одновременно собранный. Это было одно из его самых ярких качеств – всегда быть на чеку, но без напряжения, без нервного оглядывания. А ещё Глеб в любой ситуации умудрялся выглядеть естественным.
Забавно, с ним можно было быть собой. Можно было молча сидеть рядом, или читать, или бродить в одиночестве по берегу, и никто не обвинял тебя в равнодушии, не ревновал без причины. Он слишком уважал себя, чтобы устраивать истерики, если и злился, то только потому, что я излишне рисковала. Но тут у него были поводы. Хорошо хоть, переделывать меня он не пытался. В отличие от некоторых.
Я тоже не допускала этой главной в любых отношениях ошибки.
Когда Глеб был мне нужен или ему хотелось быть рядом, он всегда находил меня. У меня же не всегда получалось быть настолько чуткой, возможно со временем я и смогу научиться…
Или можно было быть немного легкомысленной, похожей на других девушек, или вдруг пуститься ночью в поход по остову, за «очень нужной» вещью или новым впечатлением. Глеб не бывал гиперзаботлив, но рядом с ним всегда было надёжно – и в нашей комнате, и во время битвы.
Удивительно, а раньше я и вовсе не подозревала, что можно быть счастливой просто оттого, что любимый рядом. И Глеб всегда был рядом, даже когда я оставалась одна. Я всегда, в любой ситуации чувствовала, что он есть, и я нужна ему. Это было так хорошо!
В небе кружились и медленно оседали на землю крупные,  похожие на тополиный пух снежинки. Подъёмный мост и берег был покрыт тонким слоем мерцающего снега, из-под которого проглядывала тёмная почва. Холодный ветер завевал хлопья снега в белоснежные спирали. Я замёрзла, всё-таки плащ у Глеба был далеко не зимним, пришлось собрать Волю, чтобы немного согреться.
Хорошо иногда побыть в тишине, когда рядом никого нет – только ветер, море и собственные мысли. Так гораздо проще понять себя, разобраться в том, чего хочешь. Я никогда не хотела быть одинокой, но слишком долго была одна, когда жила у Дурнёвых.
У меня осталась привычка думать в одиночестве. Если необходимо принять решение, я просто собираюсь и иду куда-нибудь, где можно понаблюдать за стихиями. Я улыбнулась. Это ведь тоже магия. Потому что, как говорят драконы, истинная магия вокруг нас, но она не настолько яркая, что мы не всегда замечаем её. Она пронизывает всё, потому что составляет самую нашу суть.
Мне всегда не хватало рядом близких людей…
Только недавно в моей жизни появились люди, ставшие для меня семьей без оговорок и ограничений. Всегда были какие-то «но». С Дурнёвыми мы были лишь родственниками по крови, Ягун или Ванька, несмотря ни на что так и не стали мне родными в полном смысле этого слова. Слова, которое нельзя объяснить, но можно только почувствовать. И вот их снова нет.
Я не люблю прощаться, потому что понимаю, что тогда намного сложнее решиться и сделать шаг. Куда? Я не знаю.
Как мало мы всё же знаем о жизни, о том, что нас окружает, о людях, которые появляются в ней, как мало мы знаем себя! Много ли я знала о драконах, чьё обучение так помогло мне измениться, понять многое из того, на что я раньше не обращала внимание?
Мы, похоже, живём как-то невнимательно, не замечая того, что находится под самым нашим носом. Мы любим, ненавидим, даже не представляя, а что находится внутри у того человека, на которого направлены наши чувства. Ладно, любовь – её нельзя понять, объяснить, и, если любовь настоящая, то мы никогда не можем ответить на вопрос, почему мы любим.
А вот ненависть…
Вправе ли мы ненавидеть человека, если не знаем его? Кто знает, что заставляет его поступать так, а не иначе. Сомневаюсь, что мы сами выглядим правыми с их позиций. Не проще ли будет понять и простить?
Хотя, это, конечно, возможно не всегда. Я вот, например, никогда не смогу понять Чуму, но это редкий случай. Обычно мы испытываем даже не ненависть, а другие негативные чувства, которые принимаем за ненависть. Так, я совсем не уверена, что Зализина меня ненавидела, да – зависть, да – я была помехой для нее, да – раздражала, но это была не ненависть. Хотя, чужая душа потёмки.
Меня всегда занимало то, как можно разобраться в другом человеке, чтобы прежде всего суметь доносить до них свои мысли. Научиться говорить так, чтобы смысл не искажался. И, надеюсь, мне удастся донести до других те уроки, которые преподнесли мне драконы.
Как жаль, что я никогда уже не смогу вернуться туда…
- Гуляешь? – окликнули меня.
Это оказалась Лоткова. Она, в отличие от меня была одета по погоде – пушистые  белые ангроковые варежки, белая меховая шапка, тёмная дублёнка. Волосы заплетены в толстые косы, а нос мерцает красным, но ей это (как и многое другое) только придаёт очарования.
Иногда мне становилось немного завидно, что я не могу выглядеть так хорошо, но потом я сразу вспоминала, что такая внешность сама по себе и призвание, и самая сложная работа. К тому же, это всё не помешало обратить на себя внимание Ваньки, Пуппера (за которым чуть ли не строем ходили поклонницы), Урга… но это всё, конечно так, мелочи, главное – Глеба. Хотя мне кажется… нет, теперь я точно уверена, что моя внешность играла в отношениях с Глебом далеко не главную роль.
- Решила подышать свежим воздухом, - улыбнулась я, потому что была совсем не против общества Кати.
- Мы волновались за вас, - сказала Лоткова. – Ягун весь извёлся.
- Так извёлся, что вчера даже ушёл из гостиной, только чтобы не встречаться со мной, - грустно заметила я.
- Он просто… - начала Катя, но сама же себя перебила. – Вы должны поговорить.
- Я знаю, если только он больше не будет бегать, - а потом я лукаво прищурилась. – Спрашивай.
- Что? – попыталась наивно спросить Катя.
- Сама знаешь, тебе же интересно, что с нами было, я вижу.
- Да, - смущённо улыбнулась Лоткова. – Расскажешь?
С Катей у меня всегда были хорошие отношения, а когда Глеб был в коме, она одна во всём Тибидохсе старалась быть рядом. Хорошую девушку выбрал себе Ягун. И я всё рассказала, даже больше, чем преподавателям.
- Тебе будет их не хватать? – спросила Катя, когда я закончила.
- Конечно, - кивнула я. – Мы не сможем вернуться.
- У вас теперь всё хорошо?
- Да, - я всё же не рассказала о том, что на нас проклятье. – Только не знаю, как всем это объяснить.
- И не стоит ничего объяснять, - неожиданно предложила Лоткова.
- То есть? – удивилась я.
- Пусть всё идёт своим чередом, - улыбнулась она. – Постепенно все, кто нужно, сами всё поймут, а те, кто не поймёт… Стоит ли из-за них так расстраиваться?
- Возможно, ты и права…
- Права! – уверенно кивнула Лоткова. – Когда вы вчера вошли в гостиную, даже я не сразу вас узнала…
- Неужели мы так изменились? – удивлённо перебила Катю я.
- Ещё бы, - рассмеялась она. – Никто и подумать не мог, что ты можешь выглядеть так… Как княжна, - я мысленно усмехнулась, если бы только «как». – Такие спокойные, словно совсем взрослые. Словно с обложки книги по истории. Да ещё шли так, будто бы для вас это было обычным делом! В гостиной после вашего ухода об этом до утра сплетничали.
- А Пипенция наверняка кричала, что меня подменили? – усмехнулась я.
- Она вообще молчала, - улыбнулась Катя. – Пойдём к замку, а то ты уже, наверняка замёрзла.
- Да, идём, - согласилась я, отогревая дыханием замёрзшие кончики пальцев.
- А знаешь, ты говоришь в точности, как Июшу, - заметила я, когда мы подходили к мосту.
- Это хорошо?
- Более чем, - рассмеялась я. – И спасибо тебе.
- За что?!
- За всё.

Я твёрдо решила поговорить с Ягуном сегодня же. Поэтому, заранее предупредив Глеба, чтобы он меня не ждал, после ужина решительно направилась в комнату упрямого внука Ягге. Простенькое черномагическое заклинание (переименованное в «туманус прошмыгус») и я уже внутри.
Что непривычно, Ягун не разбирал свой пылесос, тот вообще стоял в стороне, заботливо прикрытый старой шалью Ягге. Правда, в котле всё же кипело и булькало очередное «ароматное» произведение Ягуна, не оставлявшего свои эксперименты с заправкой для любимой летающей техники. Я всегда удивлялась, как он доставал самые редкие компоненты для своих ухищрений.
- Стучаться не учили? – буркнул он.
- А ты бы открыл? – недоверчиво хмыкнула я.
- Не знаю.
- Вот видишь, а поговорить всё равно надо, - заметила я, заглядывая другу в глаза, которые тот упорно отводил. – Или ты предлагаешь и дальше играть в молчанку?
- Танька, прости! – наконец, не выдержал Ягунчик. – Я не должен был тогда тебе всё это говорить…
- Я и сама должна была понять, почему тебе было не просто, - вздохнула я, облегчённо улыбаясь.  - Просто сама ничего толком не понимала…
- Есть дельное предложение! – радостно возвестил Ягун. – Ты же знаешь, и у таких талантливых и задумчивых людей как я бывают минуты высшего просветления?
- Ягун! – я еле сдержала улыбку. Некоторые люди никогда не меняются. Интуиция всегда говорила мне, внук Ягге и в старости останется таким же мальчишкой.
- Ладно, ладно! – замахал на меня руками внучок Ягге. – С женщиной спорить – себе дороже выйдет. Ты же знаешь, вашу женскую логику не могут понять даже другие женщины…
Я молча, но выразительно подняла кольцо.
- Предложение: давай забудем обо всём, что тут было, - быстро предложил он, не рискнув больше испытывать моё терпение.
- Ягунчик, - рассмеялась я, обнимая его. Мне даже не верилось, что всё может быть так просто. – Я так скучала!
Не всегда нужны долгие и утомительные разговоры и выяснение отношений. Иногда нелегко пойти на примирение. Я не думаю, что мы с Ягуном сразу всё поймём и примем друг в друге, но главное то, что понимать мы будем в процессе. Пустые разговоры редко приносят реальную пользу.
- Я тоже! Мы с Катькой две недели потратили, пока узнали о колодце, - он вдруг усмехнулся. – Тут такое было! Вы уже улетели, а через неделю ночью к вам в комнату заявился Пуппер, Пипенция его спросонья не узнала, так визжала, что в комнату сбежались все, даже Поклеп с водорослей через ухо! Он даже хотел зомбировать Пуппера, но тут объявилась его тётушка Настурция и новоиспечённая мадам Пуппер, в общем, когда всех разогнали, было уже позднее утро.
- Да, - я в красках представляла, на что способен Гурик. – Вас ни на минуту нельзя оставить, чтобы ничего не случилось.
- А ты расскажешь, что произошло между тобой и Бейбарсовым в другом мире? – наивно протянул внучок своей бабуси. – Или это большая и страшная тайна?
- Нет, не тайна, - вздохнула я, уже второй раз за сегодня повторяя ту же историю.
- А, может, ты и права, и твой Бейбарсов, действительно, изменился, - задумчиво протянул Ягун, когда я рассказывала о смерти Лаутара.
Ещё часа два мы обсуждали моё путешествие, Ягун со скоростью полторы тысячи слов в минуту рассказывал, как ему удалось переиграть Поклепа, конечно же, снабжая всё комментариями и длительными отступлениями от темы. Оказывается, он до этого тайно обхаживал Поклеповскую Милюлю, выясняя с какого бока к ней подступиться, потому что это была единственная слабость нашего строгого завуча.
- Ты не поверишь, что она попросила в обмен на помощь с Клёпой, - веселился Ягун. – Гребень из лунного камня. Да его можно найти в магазине на Лысой горе! Ну, может не в любом, но всё же!
- И что Поклеп? – спросила я.
- Он, конечно, придирается, - отмахнулся Ягунчик. – Но спорить с Милюлей не пытается. Чёрт! – вдруг подскочил он. – Я же к Поклепу опаздываю!
- Ягун, а где Ванька? – спросила я, когда мы выходили.
- Хочешь с ним поговорить? – я кивнула. – Он через пару недель прилетит к Тарараху, он писал, что у них там вспышка каких-то болезней у лешаков, никто разобраться не может…
- Спасибо!
Дни пролетали незаметно – в прогулках по побережью, игре в снежки, спорах с Ягуном, за которыми умилённо наблюдала Катя. Я окончательно перебралась в комнату к Глебу, на прежнем месте Пипа просто не давала работать, а пришло время обсудить с Сарданапалом тему диссертации, а для этого требовался предварительный план работы. Преподы отнеслись к этому неожиданно спокойно.
Глеб немного расширил комнату с помощью пятого измерения, а я добавила туда камин, возле которого и располагалась обычно в кресле, небольшой столик рядом при этом был завален старыми книгами. Академик выдал мне разрешения искать среди запрещённых книг и старых, ещё до Древенира работ, где я по крупицам пыталась найти подтверждение слов Ягге. К тому же, это хорошо помогало не думать о предстоящем разговоре с Ванькой.
Моя диссертация называлась «Магия, не имеющая границ».
«Магия стихий. Она есть в каждом из миров, существовавших когда-то и имеющихся сейчас, миров, которым ещё только предстоит появиться. – Писала я во вступлении. - Она не зависит оттого, человек перед вами, или маг, или даже древний дракон. Потому что это магия первооснов. Но старейшая магия, лежащая в основе миростроения давно позабылась у нас.
Считается, что для того, чтобы призвать или использовать её, необходимо иметь в наличии символы стихий, например, пламя - для стихии Огня. Или некие магические инструменты – жезлы, серпы, чащи, мечи и прочее.
Хотя ранее этого не требовалось. Так, древние считали, что весь мир состоит из единения, переплетения всех четырёх элементов. Огонь же, доступ к которому, как считается, сложнее всего получить, играет роль связки, объединяя и скрепляя прочие стихии. Сама магия, по представлениям древних, получается на границе, стыке стихий. Так, например, всегда считалось, что роса обладает магической силой, потому что она, представляя стихию воды, рождается из воздуха. К тому же, это происходит на границе дня и ночи.
Таким образом, для наиболее верного использования стихий нужна не столько сила, сколько мудрость и навык. Именно навыки и забылись в хороводе времен.
Вместе с навыком использования, позабылась и философия использования стихий. Древние отмечали, что стихии нельзя подчинить, их можно только просить. Никогда человек не сможет получить власти над стихиями, ибо это само его разрушит…»
Не это ли произошло с Чумой?
Когда она, желая обрести власть над стихией хаоса, пыталась завладеть талисманом четырёх стихий, который создал отец? «Стихии не признают фамильярного к себе отношения, - говорили драконы. - Они, конечно, не одушевленны в нашем понимании этого слова, но обладают неким непостижимым для человека разумом, который не терпит над собой власти. Но стихии всегда готовы прийти на помощь человеку, который умеет просить их о помощи».
Мне было безумно интересно разобраться в том, а что же представляют из себя стихии. Для этого я летала на Лысую гору, чтобы порыться в тамошней библиотеке, и даже подумывала, а не навестить ли Магфорд, но воспоминание о Пуппере лишало эту идею привлекательности. Поэтому я попросила Шурасика помочь раздобыть нужные книги.

Ванька появился однажды перед обедом.
Он сел за стол вместе с Ягуном, нерадостно бросив взгляд на стол, за которым сидела я в компании Ленки Свеколт, Шурасика, показывающего мне очередную книгу, и, конечно, Глеба. Кстати, он работал «Над боевой и оборонительной магией стихий». Говорил, что, возможно, сможет найти способ восстановить защиту Жутких ворот., но для этого ему предстояло найти сведения не только о магии стихий, в чём я ему помогала, но и понять принципы устройства, создания Жутких ворот, что, конечно, было намного сложнее.
Я встала и подошла к Ваньке, он пристально вглядывался в тарелку с манной кашей. Нужно было решать всё сейчас, не оттягивая и не мучаясь.
- Нам нужно поговорить, - тихо сказала я, игнорирую любопытные взгляды окружающих.
- Хорошо, - кивнул Ванька, всё также разглядывая тарелку. – Где?
- Давай сразу после обеда на башне Приведений.
Я вернулась за свой стол к Глебу, Лене и Шурасику.
Настроение было, скажем, напряжённым, умный Глеб это прекрасно чувствовал и не лез с расспросами. Как всегда. Шурасик и Свеколт вели очередную псевдонаучную дискуссию, но их я воспринимала скорее в фоновом режиме. А уж разобрать, о чём у них шла речь, я не смогла бы и при полном внимании. Эти двое царили в своём совершенно особенном мире.
Мои мысли переключились на Ваньку.
Я многое передумала, когда ещё сидела возле выздоравливающего Глеба, а потом там, в другом мире. Но разговор всё равно обещал быть тяжёлыми, от этого меня никто не мог спасти.
Я знала, что нельзя любить по обязанности, и больше совсем не вспоминала о том, что можно поступить как Ларина. Нельзя быть счастливой, живя с нелюбимым, и он тоже никогда не сможет быть счастлив. Даже если он любит. Не лучше ли дать нам обоим шанс?
Я поступала как дракон – долго всё взвешивала и обдумывала, но, приняв решение, не медлила больше не секунды.
За обед я так ничего и не съела, мысли скакали с одного на другое, продумывая возможный ход разговора, придумывая многочисленные варианты. Которые всё равно не понадобятся, потому что никогда не угадаешь, что скажет тебе человек.
Как мы и договорились, Ванька ждал меня на крыше башни Приведений.
Ветер теребил его светлые волосы, выглядывающие из-под шапки.
- Ты хотела поговорить, - заметил он, отворачиваясь к парапету.
- А ты не считаешь это нужным? – я позволила выказать себе удивление.
- А от этого что-то измениться? – Ванька вдруг резко повернулся и, прищурившись, посмотрел мне в глаза. – В наших отношениях?
- Я надеюсь, - осторожно заметила я, немного приближаясь к нему. – Мне хотелось бы, чтобы мы остались друзьями…
- Ты считаешь это возможным? – горько усмехнулся Валялкин. – Ты думаешь, я смогу относиться к тебе только как к другу?
- Не знаю, - честно ответила я.
- Единственное, чего я не могу понять, - заметил он. – Это как могло получиться так, что ты полюбила некромага, которого раньше боялась.
- Всё меняется, - вздохнула я. – И люди тоже меняются. Глеб не такой, каким был раньше…
- Он стал белым и пушистым, - бросил Ванька со злостью, которая ему была обычно несвойственна. – Ты это хочешь сказать?
- Нет, - покачала головой я. – Он никогда не сможет стать светлым. Я не питаю иллюзий по этому поводу, так же как и не жду, чтобы он не совершал ошибок, не считаю, что с ним всегда и во всём просто. Но он смог стать человеком, понимаешь? Тем, кем был до того, как ведьма выкрала их. И я люблю именно этого человека.
- А ты уверена, что он любит тебя, что это не просто страсть?
- Да, - тихо, но твёрдо сказала я, прямо глядя Ваньке в глаза.
- Хорошо, тогда будьте счастливы, - Ванька быстро пошёл к выходу с крыши. – У меня есть ещё только один вопрос, - остановился вдруг он.
- Какой? – сразу напрягшись, спросила я.
- Ты любила меня? Не как друга?
- Нет, - помолчав, ответила я. – У нас разные дороги, разные жизни, мы слишком разные люди.
- Тогда почему ты не говорила мне этого раньше? – резко осведомился Валялкин. – Когда ещё не было Бейбарсова?
- Знаешь, есть такая человеческая поговорка – всё познаётся в сравнении, - вздохнула я. – Не зная боли, мы не узнаем радости, не имея представления о свете, не поймём, что нас окружает тьма…
- И к чему ты это? – не понял он.
- К тому, что пока я не встретила Глеба, я не знала, что бывает такая любовь, - пояснила я. – Мне казалось, что я тебя люблю. Я даже была счастлива…
- До тех пор, пока не встретила этого чёртового некромага! – вспыхнул Валялкин.
- Ванька! – возмутилась я. – Я, действительно, его люблю! Таким, какой он есть. Пусть он тёмный, пусть бывший некромаг, а может и не совсем бывший – частица Неприкаянного останется в нём навсегда… Я знаю, что он может убить, я даже видела его в битве, а это не самое приятное зрелище, поверь мне. Но мне нужен он, именно такой, какой есть. С ним я чувствую себя на своём месте, где бы не была. Даже просто зная, что он есть…
- Мне жаль, что так получилось, - вдруг почти спокойно сказал Ванька.
- Мне тоже…
- Я-то, дурак, нарисовал себе, что ты вернешься, мы поговорим, я открою тебе глаза, мы снова будем вместе… - грустно покачал головой он. – Я даже хотел воспользоваться магией ты можешь в это поверить?!
- И что же тебя остановило? – спросила я, не говоря вслух о волшебном свойстве колец Лаутара.
- То, что ты его любишь. И ты, похоже, счастлива с ним. – Ванька в последний раз посмотрел на меня и отвернулся. – Я не буду вам мешать, завтра я улетаю. Прощай, Таня! Но я хочу, чтобы ты знала, я всегда буду тебя любить…
Я решила не высказывать своих сомнений, Ванька может так поступить просто из упрямства и упустит свой шанс на любовь. Пусть уж лучше всё идёт своим чередом.
- Возможно, когда-нибудь мы ещё встретимся, -  я догнала его и слегка придержала за  руку. – Друзьями.
- Возможно когда-нибудь…

Вот и всё. Я мысленно усмехнулась.
Да уж, не удалось мне сбежать от выбора. Теперь точно придётся решать, чем я стану заниматься после того, как защищу диссертацию. Нужно искать своё место в этом неспокойном мире. Мире магов, людей, стражей, а может просто Мире. Общем, странном мире, который никто так и не смог понять.
Всё так переплетено, наши судьбы сплетаются в такое хитроумное полотно, что и не разберёшься что и откуда берётся. Да и всегда ли это важно, разбирать? Копаться во всём, разбирая то, что не нуждается в разборе? Всегда ли стоит разбирать то, чем стоит просто восхищаться с детской, светлой непосредственностью?
Сейчас мне хотелось жить. Просто жить. Просто дышать полной грудью, вставать по утрам и улыбаться просто потому, что я проснулась, что вокруг есть целый мир. Прекрасный, непознанный, загадочный мир… такой простой и такой сложный!
А, может, стоит заняться познанием этого мира? Я ведь, правда, этого хочу – посмотреть мир. Посмотреть разные страны, прикоснуться к разным культурам и сущностям, собирая яркий, невероятный букет. Увидеть разные лица, разных людей, научиться у них и научить их.
Ведь и стихии не остаются на месте…
Их жизнь в непрерывном круговороте, течении, переменах. И чтобы донести до других науку драконов, мне нужно понять и изучить стихии в жизни, в движении. Попытаться сделать невозможное – понять этот мир.
Всё же нам, магам, повезло больше, чем людям. Нам не нужны паспорта, самолёты, большое количество денег. Мы можем просто сесть на инструмент (или пылесос), захватить с собой самые необходимые вещи, запастись скатертью самобранкой и - лететь. Во всех странах мира сообществом магов было принято решения создать (купить) квартиры, дома и комнаты для пользования.
Можно было не беспокоиться о том, что негде будет жить. За это не требуют денег. Нужно только заглянуть в Бюро регистрации новоприбывших, где выдадут ключи от нового дома и всё необходимое. Мне Ягун рассказывал. Он, конечно, любит всё приукрашивать, но в этом случае был абсолютно серьёзен.
Приятная такая поправка человеческого общества.
Некий намёк на доверие. Человеку довольно сложно будет понять, как можно обойтись без товарно-денежных отношений, а у нас по-другому. Как, например, я могу быть уверена, что, полетев, например, в Японию, смогу получить там хотя бы комнату, так и любой иностранный маг может рассчитывать на это у нас. Кроме того, существуют и поселения магов.
А ещё, нам везёт в том, что живём мы намного дольше людей. Людской век короток, иные из них так и не успевают ничего понять и увидеть, озабоченные гонкой за ускользающим временем. Конечно, мне легче говорить об этом, зная, что я маг. Но я и раньше думала, что всё это не слишком справедливо.
Люди же не скоты, хотя некоторые ведут себя именно так. Впрочем, среди нашей магической братии такое тоже не редкость. Люди заслуживают права видеть и знать. Я не всегда могу понять, почему они так гонятся за уходящими годами, что забывают жить, и в конечном итоге лишь проигрывают.
Нам тоже приходиться нелегко.
Многие маги выросли в семье простых людей, им сложно смириться с тем, что их родители умирают, а они сами при этом могут жить много дольше. Но это ещё не так страшно, потому что так заведено в природе – родители должны умирать раньше детей. Гораздо хуже, если в семье магов рождается ребёнок-человек.
Ягге как-то рассказывала, как раньше ведьмы и колдуны шли на самые страшные преступления в попытке найти ключ к магии, сделать своих детей такими же, как они…
Не будем о грустном, лучше о будущем.
Я уже всерьёз думаю поскитаться по миру, посмотреть, поучиться, а потом уже, когда немного утолю свою жажду знания, преподавать в Тибидохсе магию стихий. Пока я себя не чувствую к этому готовой. Нет, сила у меня есть, знания тоже, а вот мудрости не хватает.
Но как же Глеб?
Я не имею права не то, что требовать, а даже просить его жить моей жизнью. Я очень боюсь, что наши дороги окажутся разными. Я его очень люблю. Больше всего на свете. Это не простые слова, которыми сыпят все – и люди, и маги, потому что эта любовь настоящая. У меня был уже не один повод в этом убедиться. Но даже это ещё не значит, что она сможет преодолеть всё.
Вернее, любовь сможет преодолеть всё, а вот люди…
Нельзя забывать о том, что люди, которые несут в себе эту искру любви, несмотря ни на что остаются просто людьми.
У каждого человека есть что-то, ради чего он пришёл в этот мир. У некоторых это (как бы грубо это ни звучало) наплодить потомство, сложить голову в глупой войне или на ежедневном подвиге на никому не нужной работе…
Но в себе я ощущаю силы для чего-то намного большего, чем это.
Я впервые ощутила это в городе драконов. Пламя. Пламя, которое горит в моей душе. Пламя, которым я могу зажечь других людей. Чтобы и они искали, чтобы и они видели, чтобы и они любили. Чтобы они жили по-настоящему, а не в полсилы, прикрываясь маской, безразличием или боязнью…
И именно из-за таких вещей может пострадать наша любовь. Если есть две цели, важные цели, то, часто вне зависимости от силы любви, мы расстаемся. Просто потому, что это важнее, чем любовь. Иногда важнее даже, чем наша жизнь…
Если отказаться, то никогда не сможешь быть действительно счастливым… 
Как бы неприятно и несправедливо это не звучало, мы просто не имеем права отказываться от таланта, каким бы он не был, потому что талант есть не у всех, а значит он, талант одного человека, принадлежит всем прочим, его лишённым.
- Таня! – ласково позвал меня Глеб, а я и не заметила, когда он вошёл. – Всё хорошо?
Он и так знает. Нам не нужны слова. Но со словами привычнее, роднее, ближе…
- Я просто задумалась, - улыбнулась я.
- О чём, если не секрет?
- О будущем, - честно ответила я.
- О будущем? – заинтересовался Бейбарсов, присаживаясь рядом; неровный свет от каминного пламени играл теперь на его лице, подчёркивая мужественность черт. Я снова им залюбовалась. – И что ты думаешь о будущем?
- Я думаю о том, как выходит, что люди, которые любят друг друга, расстаются, - заметила я. – О том, какие дороги лежат впереди. И сможем ли мы выдержать.
- И что ты планируешь для себя? – серьёзно спросил Глеб. – Или ты ещё не решила?
- До конца – нет, - вздохнула я, отводя взгляд к пламени. – Я бы хотела учить тому, чему нас учили Миракс и Июшу, вот только их мудрости мне не хватает. Я подумала, что неплохо бы было после защиты диссертации полетать по миру, познакомиться с людьми, странами, разными видами магии…
- Отличная идея, если ты не против, я с тобой.
- Ты серьёзно? – удивилась я.
- А похоже, чтобы я шутил? – насмешливо поднял бровь Глеб. – Я уже думал о возможности попутешествовать. Постоянно сидеть на одном месте - не для меня. Не знал только, как ты отнесёшься к этой идее…
Я не стала ничего говорить, просто потянулась и нежно поцеловала его.
Как всё же хорошо, что у нас один путь на двоих! Или, во всяком случае, мы движемся параллельным курсом.
- И чем ты собираешься заняться? – спросила я, улыбаясь. – Там, во время путешествий?
- Честно? – мне показалось, что Бейбарсов немного смутился.
- Конечно, честно.
- Я хочу рисовать, - вздохнул Глеб. – Я не могу остановиться, когда вижу игру цвета, так и тянет взять в руки кисть или карандаш и занести это на бумагу…
- Да вы романтик, месье! – рассмеялась я.
- А у вас были по этому поводу сомнения, мадам? – прищурился он.
- А ты мне почаще это показывай!

Глава тринадцатая
Время лечит?

Лучший способ запомнить что-то –
постараться это забыть.
Мишель Монтень.

Уже начало темнеть.
На высоком тёмно-синем небе загорались уже первые, самые яркие звёзды. Тонкий, словно узорчатый месяц появился ещё около обеда и теперь мерцал высоко над горизонтом, вот только света от него было мало. Правда и темно тоже не было – белая извилистая дорога чётко вела нас между деревьями.
В лесу было тихо – только снег скрипит под полозьями саней. Морозы с каждым днём крепчали. Я поправила муфту, чтобы рукам было теплее.
- Успеем, Фома? – в который раз спросила я у ямщика.
- Ещё минут десять-пятнадцать и будем на месте, - заверил тот, на минуту повернувшись ко мне.
Фома был старый, морщинистый как печеное яблоко и смуглый даже зимой. Белая кудрявая бородка его была, как говориться, лопатой, а голубые, совсем не выцветшие, живые глаза лукаво поблёскивали из-под кустистых бровей. В зубах он держал свою неизменную резную трубку.
- Не волнуйся, Татьяна Леопольдовна, поспеем! – рассмеялся он.
Фома упорно не желал называть меня по имени, как все, хотя я просила его об этом чуть ли не каждый день.
Лет пятьдесят назад он бросил свою сибирскую деревушку и подался в наш институт сторожем (хотя от кого сторожить, кругом только свои – я так и не узнала).
Полгода прошло с тех пор, как я защитила диссертацию. Вместе со мной защищались и Ягун с Катей. Ритка ещё что-то там доделывала, дописывала, а Ленка Свеколт и Шурасик всё закончили ещё два года назад. Они у нас теперь известные учёные, что-то там пишут, исследуют, изучают…
Мы выехали на опушку.
Прямо перед нами лежало большое замёрзшее озеро, около которого находилась цель нашей поездки. На противоположном берегу мягко светились огни града моего Китежа. Хотя городом его можно было назвать только с большой натяжкой – большая церковь, десятка три больших и ещё четыре маленьких домов и корпуса нашего Института.
После защиты я поступила в Китежградский Институт Экспериментальной Магии на должность младшего научного сотрудника. Кафедра наша называется История и древняя магия, руководит ею Калерия Александровна Подольская.
Калерия – женщина удивительная. Помню, как прилетела сюда в первый раз. Робела как девчонка. Одежда запылилась, волосы торчали как у средневековой ведьмы (даже то, что я их заколола не помогло). Стою, обнимаю контрабас. А прямо передо мной поднимается огромное здание – первый корпус КИЭМ. Когда-то это был дворец, но после того, как город подняли из воды, его постепенно перестраивали в Институт. Остальные корпуса достраивались на месте старинных деревянных боярских теремов.
Фома – первый, кого я увидела здесь. При всех новичках он исполнял роль временного провожатого – переходов в Институте было больше чем в Тибидохсе и понять, как добраться до той или иной лаборатории сходу, просто не возможно…
Когда меня сопроводили под светлые очи моей будущей начальницы, оказалось, что сегодня тот самый день.
Чем-то её дар был похож на Катин – она умела располагать, почти влюблять в себя людей с первого взгляда. Но было достаточно и различий – магия Калерии, во-первых, действовала на всех без исключения, во-вторых, она во всей своей силе проявлялась всего раз в неделю. Вот мне и повезло впервые увидеть её именно в такой день, поэтому для меня сразу стала и матерью, и любимой начальницей, и где-то примером для подражания.
- Тпру! – громко крикнул Фома, останавливая лошадей возле самых дверей. – Приехали!
На крыльце прыгали ребята из нашей лаборатории – Сашка Чибрин и Дан Орлов.
Сашка Чибрин был худым, болезненно-бледным язвительным и хмурым гением нашей лаборатории, которого все любили за абсолютную бескорыстность и доброту. Дан пошёл в отца-моряка; смуглый, широкоплечий, высокий, настоящий красавец (за ним бегала половина девчонок нашего Института). Он был прирождённым «полевым» работником. Всё более-менее тёплое время года он присматривался к ландшафтам, носился по раскопкам и, похоже, имел друзей всех профессий во всех уголках мира.
Похоже, ждали они уже давно.
- Привет! – радостно воскликнул Дан, помогая мне выбраться из саней.
- Вы чего так долго? – сверкая красным носом и звонко щёлкая зубами, нахмурился Сашка.
- Поезд опоздал, пришлось немного подождать, - повинилась я, хотя на самом деле просто попросила сделать круг по укрытому снегом лесу. Фома деликатно спрятал улыбку в усы и потянулся за сундуками с вещами. Дан тоже сделал вид, что поверил, только Сашка страдальчески вздохнул, принимая первые вещи.
С Лысой горы прислали новое оборудование, книги, вещи для экспертизы. Забавно сказать: мы, волшебники, пользовались людскими поездами, чтобы доставить необходимое в город. Хотя это в Китеже было тихо, а вокруг выли страшные метели. На всех поездах, проходящих мимо нас, имелись дежурные маги – они страховали от аварий. Гонять же птиц или лететь кому-то из людей было бы настоящим сумасшествием.
- Вы сами справитесь? – повернулась я к ребятам.
- Конечно, - улыбнулся Дан. – Иди домой, Калерия всех уже отпустила.
- Удачи! – махнула я им рукой и поспешила прочь от Института, через площадь, лабиринт узких улочек между корпусами и домами.
Вот и мой дом – семиэтажное кремовое здание с лепниной на окнах и красной железной крышей (только сейчас крышу почти не видно – на ней лежит снег). Здесь я и живу. У меня квартира на самом верху этого дома, на восьмом этаже, вернее, в мансарде. Она там одна.
Лифта у нас нет – иду пешком, но это и хорошо – ноги отогреваются. Я открываю дверь, она привычно скрипит, но я не хочу её смазывать, мне так нравиться гораздо больше. Раздеваюсь в сенях-прихожей. Прохожу дальше, открываю ещё одну дверь.
У меня всего одна комната, но очень большая, сложного рельефа. В большой русской печи ярко горит огонь и в комнате очень тепло. В том же углу висят засушенные с лета травы, хотя достать их в нашем ботаническом саду для меня не составит проблем, но я их всё равно сушу. Возле окна – большой выщербленный дубовый стол и четыре стула. В закруглении, которым заканчивается башенка круглый диван и кресла. Возле стен – полки с книгами и вещами, комод, старинный шкаф с одеждой.
Есть ещё большой письменный стол, красивый, тёмный, резной, на нём потемневший от времени глобус. Большое зеркало с расчёской и заколками, единственная у меня дверь – в ванную. Есть просторная кровать под белым пологом и мягкое кресло со смятым пледом и недочитанной с вечера книгой…
С кровати спрыгивает Васька – это мой кот. Величиной он с добрую рысь, чёрно-белый с зелёными умными глазами. Он, потягиваясь, подходит ко мне.
- Привет! – говорю я.
- Ты сегодня рано, - трётся о моё колено котяра.

Вот так я и живу.
Встаю рано, часов в шесть, сейчас, зимой, в это время ещё темно. Быстро завтракаю, одеваюсь и спешу в Институт. С утра, пока нет Калерии, у нас уборка – с вечера часто остаётся беспорядок на столах, немытые чашки в «кают-компании». Часов в восемь Калерия собирает всех в своём кабинете и раздаёт задания, потом мы идём работать. Чаще всего обсуждаем всё вместе.
В обед я сбегаю по мраморным ступеням и спешу в далёкий девятый корпус, где остро пахнет животными и Ванька с единомышленниками занимается спасением редких видов магических животных.
Именно он и стал причиной того, что Ягун, Катя и я перебрались в Китеж. И ещё то, что после смерти Глеба, я не могла уже спокойно думать о путешествиях, они стали для меня неразрывно связаны с ним. Правда, летом мы собирались в экспедицию, но это совсем другое.
Катя работает в местной больнице. Там их двое – она и древняя ведунья Марья Михайловна Финогеева. Марья Михайловна всё удивляется, как много стало у них пациентов, а всё из-за Катьки – к ней идут и с радостью, и с бедами.
Ягун трудится в моей же лаборатории, а занимается сейчас египетскими духами. Кто бы мог подумать, что из него выйдет толковый ученик? На прощание Поклеп даже расщедрился и подарил ему свой любимый кувшин с джином. Подарок оказался по-настоящему поклеповский, с подвохом – духа сначала нужно было приручить. Зато теперь он им по хозяйству помогает.
Они поселились в одном из немногочисленных «частных» домов в нашем городе. Сейчас у них гостит Ягге – помогает обустраивать детскую. В июне Кате рожать. Они уже решили, что если будет мальчик, назовут Ильёй, а если девочка, то в честь бабушки Ясей...
В Институт заглядывают время от времени Тарарах и Соловей – наши энтузиасты пытаются вывести из яйца редкого дракона с труднопроизносимым названием. Правда, пока особых успехов на этом поприще они не имеют.
Мы с Ванькой снова встречаемся – с тех пор, как я здесь работаю. Вечером, после работы он всегда заглядывает ко мне. Вот вроде мы с ним и не ссоримся, даже могли бы быть счастливы, наверное... если бы не его взгляд инквизитора. Он словно говорит: «Ты сейчас здесь, со мной, а думаешь всё равно о нём…»
Думаю, чего уж врать, но думаю, правда, не так часто, как Ванька меня подозревает.
Никуда из сердца не ушла застарелая боль. Я научилась жить снова – радоваться и грустить, работать и мечтать. Я нашла себе новую цель. И даже с Ванькой начала встречаться совсем не для галочки. Но всё равно в сердце осталась пустота.
С тех пор, как его не стало, с тех пор, когда я осознала это, любовь ушла. Во всяком случае, так мне казалось. И на месте, которое занимала эта любовь, образовалась пустота... Я не знаю, чем её заполнить. Ещё тогда я знала, что это большая любовь, но то, что Глеб занимал в моём сердце так много места – нет. Только вот теперь поняла.
После смерти Глеба…
Я уже привыкла говорить эти слова. И никто не знает, как много мне пришлось перебороть в себе, чтобы научиться говорить: после смерти Глеба...
Мне было очень тяжело поверить в это. Все первые месяцы после этого известия я ждала. Я вглядывалась в лица, вслушивалась в звуки, особенно по вечерам. Мне казалось, вот сейчас скрипнет половица и он войдёт с привычной насмешливой и тёплой улыбкой... вот сейчас... сейчас...
Говорят, чтобы забыть человека, которого когда-то любил, начать жить заново, нужна ровно половина от того времени, когда вы были вместе. Прошло уже три года. Три долгих странных года. И вроде бы уже все сроки перевыполнены, ан нет, не проходит. Не исчезает пустота из сердца, и мне по-прежнему его не хватает. Я всё равно могу закрыть глаза и вспомнить каждую чёрточку его лица, тёмные, глубокие глаза, насмешливую, но такую родную улыбку...
На полке возле кровати стоит резной ларец – подарок Соловья на мой день рождения. Там лежит всё, что осталось мне на память от Глеба. Рисунок, несколько писем, засохшая роза, два кольца и одна-единственная фотография со свадьбы Пуппера. У меня больше ничего не осталось. Но я туда не заглядываю – ключ висит на цепочке на шее. Кольца Лаутара висят на той же цепочке.
Ванька не знает, что я храню в ларце, но догадывается…
Часов в пять-шесть лаборатория закрывается и мы идём домой. Васька всегда дожидается меня дома. Иногда он даже развлекает и поит чаем редких у меня гостей - Гробыню или Пуппера.
Склепова теперь у нас теперь ведущая новостей, она год назад сменила хитросглаженную Грызиану. Она кажется счастливой, хотя я и заметила, что глаза у неё грустные. Мне кажется, это из-за Гломова. Нет, он её по-прежнему обожает, да и сама Гробыня его по-своему любит, но видно, что ей хочется чего-то большего.
После окончания Тибидохса, после смерти Глеба, я поняла, что у меня есть друзья – Ванька, Ягун, Катя, Гробыня и Гурий. Если с первыми тремя всё в общем-то понятно, то с Гробыней и Гурием после смерти Глеба всё сильно изменилось. Они и сами изменились.
У нас с Гробыней теперь совсем другие отношения. Она, конечно, как всегда язвит, но тёмная и язвительная Склепова оказалась мне намного ближе, намного дороже чистой как горный лёд Кати. Когда мы одни, я называю её Аней…
Гурик у нас как колобок: и от тётушек ушёл, и от магвокатов, и от тренера, и даже от Джейн. Они развелись ещё раньше, чем мы с Глебом вернулись из путешествия в другой мир, только не афишировали этого.
После смерти Глеба я несколько месяцев жила в его лондонском доме. Потом Гурик вместе со мной прилетел в Тибидохс. Чуть в стороне от замка ему построили небольшой дом в английском стиле, где он теперь и живёт. Вся его жизнь – драконобол. Пуппер теперь лучший игрок нашей сборной, а я едва ли когда-нибудь ещё смогу играть, я и летаю теперь редко.
Мы с ним теперь друзья, хотя он и сказал как-то раз, что любить меня будет в глубине души всегда. И я ему поверила, потому что говорил это не прежний Пуппер, а мой друг Гурий, наконец-то взрослый и серьёзный. И всё же, я так и не могу понять, чем же я всех так привлекаю?
Скоро (теперь летом для меня скоро) у Пуппера вторая свадьба. Даже если он и любит меня, как говорит, то жену он нашёл себе подходящую – Лизу Зализину. Они на удивление подходят друг другу. Хочется верить, что этот брак у него будет удачным. Пока она скиталась в Румынии (или где-то ещё) Лизон изменилась. Она больше не закатывает поминутно истерики, когда слышит моё имя, даже спокойно отпускает Гурия ко мне одного, хотя у нас с ней отношения всё равно, мягко говоря, прохладные.
Я всё время удивляюсь, как сильно жизнь меняет людей… Никогда бы раньше не подумала, что мои бывшие одноклассники могут стать такими. Когда мы учились, казалось, что никто никогда не измениться.
А сейчас…
Я ведь тоже другая. Намного более спокойная, уверенная. Но, мне кажется, из всех нас я изменилась меньше всего. Хотя, может быть, мне просто кажется.
По вечерам я обычно бываю дома. Заходят друзья, коллеги, часто приходят письма от самых неожиданных людей. Похоже, все, с кем меня сталкивала жизнь в тибидохские годы, выбрали меня связной. Больше всего я удивилась, когда однажды получила письмо от Пипы.
Иногда я беру коня на институтском конезаводе и еду в наш заповедник или в лес на соседнем берегу, где сейчас никого не бывает, но можно встретить диких зверей, доверчиво выбегающих навстречу.
Тихо, там очень тихо, только звёзды горят в вышине и снег хрустит под ногами…
Нет, нет, мне не больно. Уже.
Я уже привыкла. Пережила.
Человек ко всему привыкает - и к хорошему, и к плохому, а любой маг остаётся, прежде всего, человеком.
Просто иногда, временами, глядя на яркие кристаллики звёзд, я вспоминаю, сама того не желая, Глеба. Его глаза, которые дарили мне столько тепла, его губы и руки, такие сильные и ласковые, наши разговоры и нашу любовь, которая прошла многое, но всё равно оказалась бессильна победить смерть.
Нет в этом мире ничего, что могло бы победить смерть. Она приходит, когда ей вздумается, и никто не знает, когда это произойдёт, даже предсказания и гадания могут ошибаться…
Да, я пережила. Но то ли любовь никак не хочет уйти совсем, то ли болит от разбитой надежды…
Поэтому, временами, на том месте, где было моё сердце, а теперь живёт сосущая пустота, начинает болеть. И я снова окунаюсь в прошлое. Я вспоминаю Глеба.
Временами…
В такие ночи как сейчас…
Когда светят звёзды и только снег скрипит под ногами…

Настырно звонит зудильник.
Не знаю, по какой причине, но зимой мне очень сложно вставать по утрам. Особенно на рубеже весны. И дело здесь не в авитаминозе, а в природном цикле. Для меня это тоже переломный момент, когда из-за движения планет и солнца я словно начинаю просыпаться после зимней спячки. Словно поднимаюсь из области покоя и дрёмы. Сердце начинает биться быстрее, кровь разогревается и с гораздо большим задором бежит по жилам…
Для меня всегда разные времена года означали не только какие-то определённые погодные условия и природные изменения, но и мои собственные жизненные циклы. Зима в них, это всегда некий период покоя, полусна, время отдохнуть и накопить силы. Это совсем не значит, что зимой я сплю до полудня или веду малоподвижный образ жизни, зимой я отдыхаю, прежде всего, эмоционально, психологически, духовно.
Весна – пора пробуждения, некой бесшабашной радости и счастья, для которого не нужны поводы и причины. Она – свет, сияющий из глаз, улыбка, притаившаяся в уголках губ, умопомрачительная лёгкость бытия и движения.
И на исходе зимы мне просто сложно проснуться окончательно, сбросить дрёму зимней спячки и, наконец, войти в весну. Когда это происходит точно, сказать не могу. Хотя, пожалуй, когда птицы начинают петь и солнце встаёт раньше.
Как самый крепкий сон на рассвете, так и самый глубокий момент зимы в моей жизни – на пороге весны.
Дома у меня довольно тепло, но за ночь, когда не танцует больше огонёк в печи, всё остывает и становится довольно прохладно. Очень не хочется вставать, вылезать из-под тёплого, уютного одеяла. И всё же со вздохом я встаю.
Васька недовольно открывает глаз. Спит он со мной на кровати, устраиваясь в углу возле стены, и сильно напоминает круглую меховую подушку. Он у меня редкий лежебока, а вставать ему приходиться вместе со мной. К тому же, сегодня ему тоже на работу. Так как он у нас кот учёный, его изучают в качестве феномена в Лаборатории Абсолютных Неожиданностей.
Почему-то по утрам, даже сейчас, когда я после подъёма долго не могу нормально проснуться, мысли проносятся в голове с необычайной чёткостью и ясностью. Я всегда просыпаюсь немного раньше, чем звенит зудильник или меня кто-нибудь разбудит, но этого малого времени мне хватает, чтобы обдумать очень многое. Должно быть, это связано с тем, что не нужно двигаться, вот мозг и занимается исключительно мыслями и размышлениями.
Чайник закипает быстро. По утрам я обычно только пью чай, да и то, чтобы проснуться. Через полчаса мы уже готовы.
Ещё рано. Иду неспеша. Васька спрятался у меня под шубой, правда помещается он там с большим трудом, и теперь в образовавшуюся щель задувает довольно холодный ветер. Но ничего – идти-то минут десять. Окна нашего корпуса ещё не горят – обычно все собираются только к восьми, а сейчас ещё и семи нет, но Фома живёт в комнате при Институте, он пропустит и сейчас, к тому же он уже привык к нашей сумасшедшей лаборатории.
Наши умники придумали довольно забавную процедуру – чтобы войти, нужно положить руку с кольцом на большой хрустальный шар. Если свой – шар становиться молочно-белым от тумана внутри. Если чужой – он краснеет.
- Доброе утро, Фома! – поздоровалась я.
- Здравствуй, Татьяна Леопольдовна! – лукаво прищурился сторож.
- Вари ещё нет? – интересуюсь я.
- Она и не уходила вчера…
Я только кивнула и стала подниматься на четвёртый этаж. Здесь в хитросплетении коридоров и прячется почти неприметная дверца с тёмной табличкой, на которой почти нельзя прочитать надпись: «Лаборатория Абсолютных Неожиданностей».
Я постучала и вошла.
За круглым столом в гостиной (идея нашей администрации) дремала, положив голову на руки, Варвара Синицына – младший научный сотрудник ЛАН. Услышав, как хлопнула дверь, она подпрыгнула и сонно заморгала близорукими глазами.
Варя такая миниатюрная, что, кажется, её вот-вот унесёт порывом ветра. Она ходит на просто невероятной высоты каблуках, но даже так ниже меня она оказывается почти на полголовы. У неё длинные чёрные блестящие как у деревянной куклы волосы, такие толстые и тяжёлые, что оттягивают голову назад.
Я знаю, что ей нравиться Ванька, но с её патологической застенчивостью она не решается с ним даже заговорить. Хот мне кажется, она, в отличие от меня, смогла бы сделать Валялкина счастливым. А он заслуживает права быть счастливым, но вместо этого отчего-то мучается со мной.
- Доброе утро, - улыбнулась я, вытаскивая пригревшегося, а оттого сонного Ваську из-под шубы. – Задремала?
- Да, похоже, - вздохнула она, надевая прямоугольные очочки. – А вроде бы сняла очки только на минуту…
- Я вас оставлю, когда закончите, проводи Ваську к нам в лабораторию, - попросила я. – Или я сама вечером забегу.
- Хорошо, я зайду, - кивнула наша дюймовочка. – Может, чайку попьём?
- Нет, мне надо работать, - отказалась я, направляясь к дверям. – Но всё равно, спасибо.
На самом деле, никакой работы в лаборатории у меня сегодня не было, по крайней мере, срочной. Просто что-то в последние дни мне хотелось побыть одной. Может быть потому, что зима уже закончилась, но весна ещё не наступила. А может, потому что скоро будет третья годовщина…
Когда я дошла до нашей лаборатории, там уже вовсю шла уборка. Дан, Сашка, Верочка и Санди дружно мыли чашки и, похоже, уже успели разбить несколько штук, во всяком случае на совке было несколько разноцветных осколков. Юлиан Тувим, тёзка знаменитого поэта, сосредоточенно раскладывал бумаги на своём столе и расставлял в шкафу коробочки с образцами. Гарика и Семёна Михайловича ещё не было.
Заметили меня не сразу.
Юлиан был пожилым почтенным профессором, известным во всём мире археологом, искусствоведом, но его золотистые глаза смотрели по-детски наивно и несколько рассеянно.
Вообще-то он тоже Саша, Саша Корнеев-Выбский. Санди его прозвала Верочка в честь героя Грина, чтобы мы не путались. Худой, энергичный, высокий, смуглый с черными, как смоль, кудлатыми волосами цыгана и блестящими черными жуками глаз, ослепительной белозубой улыбкой; он знает столько сказок, историй, случаев, рассказывает их при каждом удобном случае, но я ещё никогда не слышала, чтобы он повторялся. Сердце нашей лаборатории, а возможно и всего Института. Такой он, наш фольклорист.
Если Санди – сердце лаборатории, то Верочка точно её совесть. Пухленькая, бойкая Верочка пока лаборант, пишет у нас диссертацию. Потомственная ведунья. Гарик - реставратор, а по совместительству племянник Калерии. На удивление хороший парень. Немного вспыльчивый и отчаянно увлекающийся, рыжий как пламя с яркими монетами веснушек на добродушном лице.
Семён – старый, опытный маг, хотя на вид ему около пятидесяти. Коренастый, всклоченный, с прищуром на один глаз. От него всегда остро пахнет табаком, хотя никто в лаборатории ни разу не видел, чтобы он курил или хотя бы доставал сигареты. Загадочная личность по всем статьям.
И есть ещё мы с Ягуном, но про нас и так всё ясно.
- Не спи – замёрзнешь! – неожиданно крикнул Санди, незаметно подкрадываясь ко мне.
- Ой, а я и не заметила, когда ты пришла! – растеряно захлопала серыми глазами Верочка. Ресницы у неё такие же светлые как волосы, их почти незаметно…
- Кто бы сомневался, - хмыкнула я. – Вы же с Даном самозабвенно бьёте чашки. Опять придётся пить из блюдцев?
- Обижаешь! – довольно рассмеялся Даниил. – Я вчера ещё целый сервиз припас.
Теперь уже смеялись все. Не смеялся лишь Юлиан, который по природной рассеянности пропустил последнюю реплику Дана. Причём смеялись так, что не заметили прихода Калерии, хотя за несколько минут до неё, обычно появляется почти неуловимый, но узнаваемый запах духов.
- Хорошо работает не тот, кто рано встаёт, а кто встаёт в хорошем настроении! - удовлетворённо заметила она.
От неожиданности Вера разбила ещё одну чашку.
- Вера, прекратите бить посуду, - улыбнулась Калерия, она слишком себя уважает, чтобы устраивать скандалы из-за мелочей. – В нашей лаборатории и так достаточно черепков. Когда закончите с уборкой, зайдёте ко мне. Все.
Сдержано хихикая и разбив в довесок фарфоровое блюдце, мы прибрались и уже через пятнадцать минут сидели в просторном, но крайне уютном кабинете завлаба. За большим столом не занятым оставалось всегда только одно место – прямо напротив Калерии.
- Надо наметить предварительный план работы на летний сезон, у нас времени как раз, чтобы приготовиться, - заметила Калерия. – Летом мы занимаемся раскопками возле Чёрного моря, как вы все помните, я надеюсь. В том районе и находилось легендарное Лукоморье. Дан, Гарик соберите все возможные данные по этому району. Как продвигается работа над волховством, Санди?
Санди доложил, что не хватает данных и нужно устроить небольшую экспедицию по северным деревням, возможно, там в устной форме сохранились предания, которые смогут восполнить недостатки. Собственно, это была обычная проблема для любого историка, в том числе и магического – столько всего утрачено! Мы располагаем разве что приблизительными данными, догадками…
Верочка клятвенно пообещала закончить новую главу диссертации на этой неделе, но едва ли ей это удастся в связи с предстоящим праздником. Семён и Юлиан приступают к анализу вещей, которые вчера доставили с Лысой горы.
- Татьяна, что там с учебником? – я сейчас работаю над учебником по стихийной магии.
- Я разослала запросы по всем школам и научным институтам Европы и Азии, сейчас вот жду ответов, - вздохнула я.
- Значит, вы пока свободны, - удовлетворённо заметила Калерия. Ко всем своим сотрудникам она непременно обращалась на «вы».
- Да, Калерия Александровна.
- Тогда вы с Сашей спуститесь в правком, Феликс Матвеевич просил помощи в организации праздника.
- Хорошо, - кивнула я.
Через несколько дней юбилей Института – сто пятьдесят лет со дня основания. Когда совещание (планёрка) закончилась, мы с Сашкой поспешили в правком к Образцову.

На обед мне удалось выскользнуть пораньше.
В коридорах было непривычно тихо – все сотрудники с энтузиазмом занимались новыми поступлениями перед праздничными выходными и готовились к празднику. Сначала я хотела зайти за Васькой, но потом решила, что ребята, если что, за ним присмотрят. Жаль, что Ягун так не вовремя умчался в командировку. Это он у нас обычно главный концертмейстер. От меня же пользы в этом деле было немного.
Сегодня четверг, а значит намечается «семейный» ужин. Попробую отпроситься пораньше, а то у меня дома даже печь не топлена – Васька-то в лаборатории, а домом, по большей части у меня занимается именно кот.
Чтобы добраться до Лаборатории мифических животных, нужно идти минут десять, не меньше. Это если быстро. Лаборатория Ваньки занимает самое отдалённое положение в Институте, глубоко вдаваясь в заповедник. Я обычно одеваюсь и иду через улицу, так выходит быстрее, а что поделаешь, если у нас каждый корпус с екатерининский дворец?
На полпути от Лаборатории мне повстречался Джавад, напарник Ваньки, такой же упрямый и увлекающийся всем живым, как и Валялкин. Он подсказал, где именно найти Валялкина. Похоже, Ванька снова бился над проблемой затухания жар-птиц. Лаборатория мифических животных напоминает мне безумную помесь зоопарка и берлоги Тарараха, хотя, по сути, одно от другого мало чем отличаются. На зиму сюда переводят не приспособленных к нашему климату животных из заповедника.
Ваньку я застала за изучением жар-птицы, которая, и правда, была бледновата.
- Привет, - улыбнулась я.
- Привет! – поздоровался Валялкин, стаскивая перчатки из всегда холодной кожи василиска. – Как дела?
- Отлично, помогаем с Сашкой нашему доблестному правкому организовывать праздник, - усмехнулась я. – А именно: сидим, пьём чай, обсуждаем летнюю экспедицию и стараемся не попасть под Образцова как под бронепоезд. Ты вечером придёшь?
- Конечно, - улыбнулся Ваня. – Только боюсь, когда мы тут всё закончим, будет уже поздно.
- Ничего, мы тебя дождёмся. Как продвигаются поиски?
- Да вроде бы что-то нащупал, - уклончиво заметил Ванька. – Но, пока не уверен, говорить не хочу. Кстати, у меня для тебя есть сюрприз…
- Надеюсь, приятный?
- Ну, тебе виднее.
- И где же он? – лукаво прищурилась я.
- Сейчас придёт, - рассмеялся Валялкин. – А я пойду пока, смою мазь с рук.
В ожидании Ваньки и обещанного сюрприза, я огляделась.
На первый взгляд комната была абсолютной свалкой, но, приглядевшись повнимательнее, можно было заметить кристальную чистоту (какая только возможна при работе с животными) и своеобразную упорядоченность. Столы с микроскопами и другим современным оборудованием перемежались со шкафами с магическими книгами, а ряды колб, пробирок, мензурок с сушёными травами. Впрочем, так было повсюду, даже в моей собственной лаборатории, правда, там это не так бросалось в глаза. Впрочем, я и раньше не сильно удивлялась тому, как магия в нашем Институте соседствует с наукой…
- Угадай кто? – спросил человек, закрывая мне глаза.
По акценту, от которого он так и не смог избавиться, я сразу узнала сюрприз.
- Гурик! – рассмеялась я, поворачиваясь, чтобы обнять друга. – Что ты здесь делаешь? – спросила я, имея ввиду, конечно, не Китеж, а ванькину лабораторию.
- Прилетел в гости, а никого не застал…
- Я его встретил возле твоего дома, решил привести в Институт – ты всё равно в обед обычно заходишь, - пояснил вернувшийся Ванька, вытирая руки полотенцем.
- Что же вы меня не нашли? – удивилась я.
- Да мы немного увлеклись, - смущённо пояснил Пуппер.
- Я ему показал нашего дракончика, - улыбнулся Ванька.
- Давайте-ка обедать, - поспешно предложила я, почувствовав, что если не отвлечь сейчас ванькино внимание от этой темы, придётся выслушать очередную лекцию о драконе.
У нас и так в последний месяц больше половины разговоров было о нём. А всё Дан. Он с несколькими ребятами ездил осенью в экспедицию в район Лукоморья, чтобы заранее посмотреть местность, прикинуть затраты; там они и наткнулись на заброшенное гнездо средне-русского чёрного речного дракона. Эти драконы, по прежним данным, вымерли около сотни лет назад. А тут такая удача – яйцо.
Его бережно доставили в Китеж, поместили в инкубатор, и уже несколько месяцев хотят вокруг него только на цыпочках, а разговаривают исключительно шёпотом. Чтобы не потревожить дракона. Ванька с Джавадом отбили у меня уже всякую любовь к этому дракону на корню, по пять раз на дню рассказывая всё, что известно об этих драконах.
Теперь вот я со страхом жду, когда он вылупиться…
Хотя, похоже, кроме Ваньки и Джавада в это мало кто верит. А я уверена, он вылупиться просто из подлости.
После обеда Ванька вернулся к своим жар-птицам, а мы с Гурием, отпросившись у Образцова и оставив ему на съедение Сашку, забрали Ваську и отправились ко мне. Гурик, наконец, привыкший к нашему климату, довольно щеголял новеньким тулупом, валенками и очочками из своей коллекции с художественно разболтанными дужками. Его любимая метла, перекинутая через плечо, выглядела в таком сопровождении довольно забавно.
Весело болтая, мы приготовили ужин на шестерых. Вернее, готовила я, а Пуппер, рвавшийся мне помогать, только спалил яичницу. Васька недовольно пробурчал о трате ценных продуктов.
Я уже накрывала на стол, когда в дверь настойчиво позвонили. Также как и акцент Гурия, этот звонок был мне хорошо знаком. Не успев снять фартук, чуть не сбив поднявшегося Пуппера, обогнав Ваську, я распахнула дверь.
На лестнице подбоченись стояла Склепова.
В этот раз волосы у неё были золотые как у Кати. Она заколола их в два низких хвоста. Из-под белоснежной пушистой шубы выглядывал золотистый брючный костюм. Да, теперь она однозначно была той, которой всегда стремилась быть – звездой, светской львицей.
- Гроттер и Пуппер, Пуппер и Гроттер, - отчеканила она своим «зудильниковым» голосом, а потом добавила уже нормально: - В общем, ничего в этой жизни не меняется.
Я же говорила, что ожидается семейный ужин…
- Анька! – бросилась я обнимать подругу. – А где Гуня? – непривычно было видеть, а точнее не видеть гору имени Гуни Гломова за спиной Склеповой.
- Гуня-Сергуня? – рассмеялась она, троекратно расцеловывая Гурия. – Гриппует в гостинице.
- Как Сашка? – спросила я, всё также улыбаясь.
- Делает успехи, - с гордостью заметила Аня. – Весь в меня. Вот только одного не понимаю: в кого он стал светлым?!
Её младший брат в этом году тоже попал в Тибидохс к нам, на светлое отделение. Сестра его обожала.
- Останешься ужинать?
- А ты приготовила мой любимый лимонный пирог? – прищурилась подруга, а потом не выдержала и рассмеялась. – А зачем ты думаешь, я здесь стою?!
В общем, через полчаса мы все вместе сидели за столом: Аня, Гурик, Ягге, Катя и я. Вскоре к нам присоединился Ванька. Нормальный ужин в кругу старых друзей – со смехом, шутками и долгими разговорами. Вся жизнь у меня теперь такая, нормальная. Все последние три года у меня такая жизнь, иногда мне кажется, что я начинаю замедляться и покрываться плесенью, и думаю, вот бы что-нибудь случилось…
И всё-таки, нет ничего лучше ужина в кругу старых друзей. И время летит незаметно, а потому, когда все расходятся, а Пуппер мирно спит на диване, уже совсем темно, но никто и не думает, что завтра на работу. Все просто наслаждаются. Затем мы с Ванькой выходим на вечерний променад – побродить по тихим улочкам Китежграда.
Тихо скрипит снег под ногами.
- Летом, когда у тебя будет экспедиция, хочу тоже поехать в Лукоморье, может, удастся ещё кого-нибудь найти… - говорит Ванька.
Я только киваю, но мысли мои сегодня далеко и на душе неспокойно…
Да, я уже привыкла жить такой жизнью…
Но иногда мне хочется воскликнуть: «И это всё?!». 
На самом деле, я не умею жить спокойно. Не умею и не хочу. Мне нужно движение, постоянное движение, иначе я просто зачахну.  Я уже чувствую, как начинает медленно угасать внутри что-то важное… что ещё не погасло после смерти Глеба. И мне страшно, потому что я чувствую, что однажды просто возьму свой ларец, сяду на контрабас и отправлюсь… куда глаза глядят.
Если успею.
Я себя не обманываю – мне плохо без него. Очень плохо.
Я говорю, что научилась жить заново, но это и жизнью назвать трудно. Нет, со стороны всё прекрасно, но внутри – нет. Не хватает важного, самого важного. Я знаю, что, чтобы я там не говорила, я так и не научилась жить без него. И знаю, что никогда не научусь.
Вот только с этим уже ничего не поделаешь. Уже поздно. Я так боялась этого – жить без него, не представляла, как смогу, а когда всё случилось…
Я смогла жить. Жить дальше, как бы то ни было. Вот только жить по-прежнему не получается. И все это знают. И Аня, и Гурий, и Ягун, и Ванька…
Я уже никогда не стану прежней.
Потому что его больше нет.
И меня нет – слишком прочная была связь, и слишком многое ушло вместе с ним. Когда он ушёл, вместе с ним в моей душе умерло что-то важное.
И что тут скажешь?
- Ты меня слушаешь? – спрашивает Ванька.
Я киваю, но даже не пытаюсь понять, о чём он так увлечённо говорит.
Он хороший, очень хороший...
Вот только этого всё же мало.
А в небе светят звёзды и снег... снег скрипит под ногами...

Глава пятнадцатая
Если наступит завтра

Разлука ослабевает легкое увлечение,
но усиливает большую страсть,
подобно тому как ветер гасит свечу,
но раздувает пожар.

Я сидела по самые уши завёрнутая в тёплое шерстяное одеяло. Заклинания не помогали, вернее, помогали не так хорошо, как мне хотелось бы. Дорога под ледяным дождём не прошла даром – я подхватила жуткую простуду.
В открытой печи плясал ярко-красный, какой-то нереальный огонёк. Мне стало интересно и я подошла к нему поближе.
- Так вот ты какая, - неожиданно сказал огонь, раскрывая... рот ?!
- Что? – удивилась я, хотя как маг, не должна была удивляться ничему по определению. – Что ты... такое?
- Я – айтварас, огненный дух, - обиженно заметил он.
- Домовой? – уточнила я.
- Эти люди чего только не придумают! - недовольно, как мне показалось, заметил дух. – Я дух огня, а не человеческий прислужник!
Пламя взметнулось, угрожая вот-вот вырваться из печи.
- Но ты можешь звать меня Бридэ, - уже намного спокойнее заметил он.
- Ты сказал: «вот ты какая», откуда ты обо мне знаешь? – не переставала удивляться я. – Глеб что, рассказывал тебе про меня?
- Я плохо разбираюсь в людях, но мне кажется, он скучал и очень...
- Таня, зачем ты встала – пол холодный! - недовольно сказали сзади.
Это вернулся Глеб.
В руках он держал чашку с каким-то зельем.
Терпеливо позволив себя усадить на прежнее место, я выпила отвар. Жидкость обожгла горло, но сразу стало намного легче. Я облегчённо вздохнула.
Внутри разливалось приятное тепло. Только было оно совсем не от настоя, а оттого, что Глеб снова здесь, рядом со мной. На такое я не могла даже надеяться. А мои опасения по поводу того, что он меня не любит, оказались совершенно беспочвенными. Он ничего не говорил с тех пор, как я вошла, если не считать той фразы про холодный пол. Но мне не нужны были слова – нас многое связывало. Я понимала и без слов.
Он изменился, возмужал, но глаза у него остались теми, которые я так любила, и пусть всем прочим они кажутся тёмными омутами. Я знаю, они – живые, только очень тёмные.
- Ты вся светишься, - заметил Глеб.
- Уж кто бы говорил! – насмешливо прищурилась я, копируя его любимый взгляд.
- Да ладно тебе...
Мы рассмеялись.
- Вижу, ты уже познакомилась с моим другом, - он кивнул на огненного духа.
- Совсем немного, - покачала головой я. – Откуда он здесь?
- Я же маг огня, ты забываешь...
- Нет, просто меня беспокоит сейчас другое, - вздохнула я. – Глеб, расскажи мне, что случилось, почему ты ушёл?
Он попытался уйти от ответа.
- Глеб, пожалуйста, - попросила я, поднимаясь.
- Не вставай! – он бросился ко мне и снова усадил на кровать.
Некоторое время мы просто сидели рядом, наслаждаясь теплом друг друга. Вот что значит счастье – просто быть рядом с любимым человеком. Я мысленно удивилась, как смогла прожить эти три года. Человек ко всему привыкает...
А я не хочу!
- Ты тогда была в Магфорде, - начал тихо Глеб, осторожно обнимая меня. – Я рад, что ты была там... Я случайно услышал, как Меди и Огион говорят про Бал привидений. Оказывается, у нас в Тибидохсе каждые сто лет бывает такой Бал, он проходит на Исчезающем этаже... Твой беспокойный зверёк привёл меня к старой мастерской магических предметов. Из-за двери слышались голоса.
«Скоро будет бал, - уверенно заметила Медузия, её манеру говорить было невозможно спутать с манерой других преподавателей. - Ты говорил с Сарданапалом? Неужели он так и не переменил мнение на счёт учеников?»
«Я пытался его переубедить, - вздохнул Огион. – Но он сказал, что раньше это не доставляло никаких проблем, и он считает, что не стоит опасаться этого сейчас, к тому же, это может привлечь к нам ненужное внимание. Кощеев и так ищет повод, чтобы придраться». «Но ты же чувствуешь, что с Исчезающим этажом твориться нечто странное, - рассердилась Меди. – Почему он не слушает...» «Сарданапал – великий маг, - ещё раз вздохнул Огион. – Возможно, он видит что-то, о чём мы ещё не догадываемся. Вы и раньше-то не говорили про Бал ученикам только потому, что они толпами отправились бы туда, чтобы узнать ответы на свои вопросы». «Ты считаешь, что эта легенда правдива? – голоса приближались к двери, так что узнать, что же думает Огион о легенде, не удалось - пришлось укрыться за статуей, да ещё закутаться в несколько драконьих маскировочных заклинаний. – Что Король Приведений отвечает на любой вопрос?» Они быстро ушли, разговаривая так тихо, что понять ничего было нельзя.
Я решил пробраться на этот Бал – у меня уже не осталось других идей, как узнать, что же делать с этим чёртовым проклятием...
- И ты пошёл туда один?! – возмутилась я.
- Нет, я взял с собой личную армию, - съязвил Глеб.
- Бейбарсов, не буди во мне зверя, - недобро прищурилась я.
- Извини, просто я давно уже этим не занимался - не дразнил тебя, не смог удержаться, - улыбнулся Глеб, а потом продолжил рассказ. – Мне всё удалось. Я попал на этот Бал, но оказалось, что я могу задать только один вопрос. Я решил спросить, почему нас прокляли – так можно было и выйти на того, кто это сделал, и получить ключ к тому, что с этим делать.
- И что он сказал? – сдавленно спросила я. – Почему...
- Дело даже не в нас, - Бейбарсов отвернулся к айтварасу, он молчал так долго, что у меня уже начало заканчиваться терпение. – Всё дело... в наших детях.
- Детях? – вселенная была создана, чтобы удивлять и поражать нас, но почему всегда так кардинально?
- То, что я больше не некромаг, не отменяет того, что я – тёмный, - вздохнул Глеб. – У тебя – сила Чумы, сила стихии Хаоса.
- И я тоже далеко не светлая... – сказала я то, чего он говорить не стал. – Но я не понимаю... При чём тут наши дети?
Нет, в этой жизни ничего не меняется – я снова покраснела.
- С таким наследством, неужели ты думаешь, что они могут родиться нормальными, обычными? – вопрос явно из разряда риторических. – Наш ребёнок должен стать тёмным, сильным, очень сильным тёмным, возможно даже Повелителем Мрака.
- У Буслаева появиться конкурент? – неловко пошутила я, хотя мне было совсем не смешно.
- Я стал искать выход, способ уберечь тебя от всего этого, ведь был вариант, что ты можешь погибнуть раньше... от проклятия, - выдохнул Глеб. – Но мой эксперимент провалился. Если бы не Ягун... если бы Ягун не успел меня вытащить тогда, я бы, и правда, погиб. Но вытаскивал он меня через окно и никто этого не видел. Когда он позвал Сарданапала, я рассказал им о словах Короля Приведений.
- И попросил, ничего не говорить мне, - заметила я, думая, как же могла забыть о том, что его уже заставило однажды оставить меня. Почему не подумала, что на грабли, пусть даже одни и те же, можно наступать сколько угодно раз?
- Да, никто не должен был знать, что я выжил.
- Почему ты мне ничего не рассказал? – спросила я.
- Я не хотел, чтобы ты знала. И сейчас не хочу, - Глеб покачал головой. – Это так…
- Жестоко, - закончила я. – Это жестоко.
- Скажи, - попросил Глеб, отводя глаза. – Почему ты прилетела? Не думай, что я не рад, просто...
- Я не думаю, - остановила его я. – Но мне важно было знать, почему ты ушёл. И можно ли что-то исправить...
- Теперь ты всё знаешь. Что ты будешь делать теперь? – спросил Глеб.
- А что будешь делать ты?
- Не знаю, - вздохнул он. – Мне больше всего на свете не хочется отпускать тебя.
- И не отпускай.
- А как же наши дети?
- Мы сами создаём свою судьбу, - твёрдо сказала я. – И я тоже никуда не хочу уходить. Нет, не так. Я никуда не уйду.
- Ты простила меня? – недоверчиво спросил Глеб. – Как?
- Я же уже говорила – самое глупое – обижать и обижаться, - рассмеялась я. – А если не верить своей любви и людям, то и жить не стоит.
- Значит, остаёшься? – спросил он.
- Остаюсь, - нежно улыбнулась я.
Бейбарсов наклонился и неуверенно меня поцеловал.
Боже, как же я по нему соскучилась!
- Глеб, почему ты оказался здесь? – спросила я позже, часа через два. – Вернее, почему ты живёшь именно здесь? Это ведь не случайно?
- Не случайно, - ответил Бейбарсов, глаза у него вдруг стали грустными...
- В чём дело? – обеспокоилась я.
- Это дом моих родителей...
- Что?!
- Мой отец работал егерем, - рассказал Глеб. – Мы жили здесь сколько я себя помню. Отец часто брал меня на объезды, а когда мы возвращались, мама кормила нас пирогами...
- Что с ними случилось? – осторожно спросила я, хотя и так уже догадалась.
- Старуха убила их, - почти шёпотом ответил он. – Они не хотели меня отдавать.
- Ох, Глеб...
- Ничего, прошло уже много времени.
- Время... У тебя ничего не осталось от них, фотографии, например? – осторожно спросила я. – Мне бы хотелось их увидеть. Если можно.
- Можно.
Это была не фотография. Это был чёрно-белый рисунок. Незаконченный и несколько небрежный, но лица двух людей, изображённых на нём, были хорошо различимы.
Мужчина и женщина.
У него – сильное, волевое лицо, в каждой чёрточке которого сквозила решимость; он большеротый и светлоглазый. Взгляд у отца Глеб орлиный. Он мало чем был похож на егеря, если бы революция не случилась, он бы точно не жил в глуши...
Она – тонкая, нежная, мне сразу подумалось, как нелегко ей было в этой глуши, и как любила она своего мужа. Она была похожа скорее на высокородную петербургскую аристократку, чем на селянку. Но самым удивительным у неё были глаза – ни до, ни после этого я не видела таких глаз (только однажды, через несколько лет после этого, и потом почти каждый день в течении многих, многих лет) - чёрные и абсолютно бездонные, с такими большими радужками, что белков почти незаметно.
Конечно, откуда у Глеба могла быть фотография родителей, если его у них отняли так внезапно. Он сам нарисовал их, по памяти. Не обязательно эти портреты были точны, но они сквозили огромной любовью. И тихой печалью.
Не знаю даже, что хуже – никогда не знать своих родителей, как не знала их я, или потерять, когда знаешь и любишь? Впрочем, какие тут могут быть сравнения...
- Ты очень похож на отца... – сказала я Глебу.
- Но глаза у меня мамины.
- Да, они такие же тёмные...
И хотя глаза у меня слипались, спать мы легли только на рассвете – о слишком многом нужно было рассказать, узнать. Понимание и осознание всей жестокости и неправильности, как и мысли о возможном решении пришли позже, много позже. А в тот вечер, в ту ночь, всё это было совершенно неважно – была только наша любовь.

Не стоит думать, что я настолько наивна, что не понимаю, что три года – большой срок. Особенно в юности. Время не проходит бесследно – мы все меняемся. Часто бывает, что даже те пары, которые проводили время вместе, расходятся.
Чего уж говорить о нас, которые увиделись впервые за это время?
Но всё равно было хорошо, потому что у нас сохранились три самые важные вещи – наша любовь, понимание и то, что хоть и по отдельности, но мы продолжали идти одной дорогой. Пожалуй, самое важное – идти одной дорогой.
Я не знаю, откуда берётся любовь, когда появляется понимание, но, чтобы сохранить всё, нужно идти одним путём, к одной цели.
Ведь всё меняется. Мы не всегда хорошо понимаем друг друга – это знакомо всем. И любовь. Любовь тоже не остаётся неизменной. Она произвольно усиливается или ослабевает. Мы не рельсы, которые весь путь проходят на одном расстоянии. Скорее мы – ручьи, бегущие к одному озеру. То удаляющиеся, то вновь сближающиеся.
Поэтому самое важное – идти в одном направлении, одной дорогой.
Первые несколько дней мы не говорили о том, что будет дальше, как-то обходили стороной эти темы.
Глеб не разрешал мне надолго вставать – у меня была температура. Я часто сидела и смотрела, как он читает, что-то делает по дому. Было бы не заметно, что мы хоть ненадолго расставались, если бы мы не изменились.
Я любила его, но смотрела на него ясно и видела не только достоинства, но и недостатки. Он был хорош собой, но не сказать, чтобы безумно красив, скорее привлекателен. Я знала, что Ванька умнее Глеба (в чём-то). Но ведь любовь возникает совсем не от этого. Любовь – это магия, единственная настоящая магия этого мира, непостижимая, неконтролируемая, удивительная магия. Кто может её понять, объяснить?
Возможно, мне просто раньше казалось, что я мало изменилась. Должно быть, я просто не помнила того, что было, вернее, какой я была до того, как мне сказали, что Глеб умер... Это было как сон, яркий, живой, но вспоминавшийся уже смутно – потому что наступило утро, а солнце не оставляет места снам – ни ночным кошмарам, ни сладким грёзам.
Глеб тоже сильно изменился, но это - в чём именно это выражалось - тоже было не так просто объяснить, я просто это знала, чувствовала. Но то, за что я его, должно быть, полюбила (хотя, любовь объяснить нельзя) – осталось. Это было даже не какое-то точное свойство, черта, а ощущение.
Глеб воплощал в себе яростную мощь, дикого и опасного зверя - безусловно, то качество, за которое его избрала старуха. Но была в нём и доброта, свет, который долгое время прятался под даром некромагии, сломавшем когда-то этого весёлого, озорного (я была в этом совершенно уверена) мальчишку. Теперь же, по прошествии стольких лет, это стало лишь заметнее.
Он словно уссурийский тигр, безжалостный и великодушный одновременно, сильный и ласковый, который доверчиво пришёл ко мне ранним, светлым, радостным утром.
Мы старались восполнить пробелы, узнать друг друга заново. Вот только стороннему человеку могло показаться странным то, как мы это делали.
Не то, чтобы мы мало разговаривали. Но большую часть времени мы просто старались быть рядом, согреть друг друга накопившейся нежностью. Часто и много сидели и просто смотрели друг другу в глаза, или наблюдали во время работы, отдыха. А потом неожиданно, без предпосылок и предупреждений, срывались и говорили, говорили, говорили... до тех пор, пока не засыпали от усталости (вернее, засыпала я).

- Я вообще многое передумал за это время, - признался как-то раз Глеб. – И о своём прошлом, и о будущем, и о тебе.
- И? – внешне я старалась не показать, как вдруг вся напряглась.
- И... – вздохнул Бейбарсов. – Где свет, где тьма – мне очень сложно это понимать... В этом я могу согласиться с Сарданапалом – едва ли у тебя... у  нас хватит сил вычерпать из меня всё мою тьму. А это значит, тебя тоже может затянуть... она.
- Я не боюсь тьмы, - грустно улыбнулась я. – Больше не боюсь. Постой! Не перебивай – дай мне всё сказать. Я это всегда знала: знала, что так может быть, что так, вероятнее всего и будет...
Я замолчала, подбирая слова.
- Любовь... Любовь – странная штука, - я говорила, но слова получались прежде, чем я успевала осознать их правильность – понимание приходило, когда они уже звучали. - Я так и не смогла понять её, и едва ли сможет кто-то другой. Это выше понимания человека, и, наверняка, выше понимания даже богов. Но любят не за что-то, а вопреки всему.
Без неё... просто без неё жизнь – не жизнь, теперь я хорошо это знаю, - говорила я. – Эти годы, это время... Сейчас я буду говорить громкие, хорошо известные слова, но и сейчас, и всегда они будут правильными. Без любви жизнь словно пуста. Поверь, у меня было достаточно времени, чтобы это понять: когда уже не ждёшь, потому, что нечего ждать... и продолжаешь надеяться, хотя знаешь, что надеяться не на что... Но надежда нужна, чтобы жить.
- Прости... – отвёл глаза Глеб, но я снова повернула его голову к себе.
- Я просто хочу, чтобы ты знал... чтобы навсегда запомнил, что я сейчас скажу... – я позволила себе улыбнуться. – Едва ли я ещё когда-нибудь смогу это повторить. Я ни о чём не жалею. Даже об этом времени... времени порознь. Я просто люблю тебя, хотя мне и самой странно... и хочу быть с тобой. Чего бы там ни было в будущем. Мы с тобой не христиане, не мусульмане – нашими судьбами управляет не бог: Мы сами их создаём, а, значит, можем и изменить.
- Я не хочу, чтобы ты стала тёмной, - твёрдо сказал Глеб.
- Я говорила: я не боюсь тьмы. И настоящей тёмной я не смогу стать – я люблю тебя. Тебе это лучше всего известно – где есть одно, там не может быть другого.
- И всё же...
- И всё же... если ты будешь рядом, то всегда сможешь вовремя остановить меня, если что-то будет не так.
Теперь я уже окончательно выдохлась.
Бейбарсов порою бывал упрямее Валялкина...
- Ты же будешь рядом? – спросила я.
- Буду, - прошептал он, крепко прижимая меня к себе. – Просто мне страшно, наверное, впервые в жизни, мне по-настоящему страшно. А некромаги не должны знать страх.
- Ты уже давно не некромаг.
- Нет, я всегда буду им, - возразил Глеб. – Это не только магия, но и взгляд на жизнь. Мы трое – Лена, Жанна, я… мы стали некромантами. На самом деле, некромант - не принадлежит ни Тьме, ни Свету, мы служим скорее третьей силе. Сила, которая, в конце концов, настигает создания тьмы, так же как и создания света - это смерть. Возможно, именно поэтому нас бояться и светлые, и тёмные…
Некромант, некромаг - это не звание мага, не титул и не стиль жизни, это способ видения мира, образ мыслей, это Сущность. Можно жить монахом, не являясь им в душе, но быть некромантом, не являясь им - нельзя.
Это странная магия… - лицо Глеба приобрело вдруг какое-то странное выражение, я не могла его точно определить, но мне стало страшно. Поймав случайно его взгляд – он старался не смотреть мне в глаза, пока говорил – я вмиг покрылась холодным потом. В его глазах словно и сейчас стояли души всех мертвецов, силы которых он когда-то забрал.
- Я могу направить свою силу и вылечить, - объяснял Глеб. - Но плата может быть выше, чем… возможность заплатить. Некромагия – это не столько магия смерти, в прямом смысле этого слова… Она использует разные силы, черпает их повсюду: каждую минуту, секунду в мире кто-то боится, впадает в панику, просыпается в холодном поту от ночных кошмаров, переживает, умирает, страдает, ненавидит и т.д. Во всех этих и многих других случаях вырывается в мир астрала энергия подходящая для некромага - энергия ужаса и порока, страшная и необратимая…
- Но ты же больше не пользуешься некромагией? – настороженно спросила я.
- Нет, это меня убьёт, - нахмурился Глеб. – Но я навсегда останусь Неприкаянным, несмотря ни на что…
- Лена и Жанна говорили о Неприкаянных, но кто это? – поинтересовалась я.
- У некромагов существует одна легенда, которую мы называем легендой о Неприкаянных, - ответил Глеб. - Было это во времена первых людей. Были боги, которые спускались с небес и правили. Ими в свою очередь правили более высшие Боги и так до мирового хаоса...
Были демоны, жители преисподней, отступники богов, попирающие их законы. Была Лиллит. Были первые Дети ночи. Мир смотрел на всё вокруг глазами ребёнка, вышедшего на прогулку. Но были законы, обряды, и не всегда справедливые суды. Людям не было надобности размышлять о судьбах мироздания. Они были намного развитее современных людей и в физическом, и в астральном планах.
И был один Бог. Взял он горстку существ и были среди них люди и нелюди, драконы безымянные и унёс их. И стал их обучать мыслям своим. И учил он их думать так, как сам умел, смотреть на мир так, как сам видел, слышать в звуках то, что другие не слушают. И посмотрел однажды Бог в глаза Существам тем, и увидел, что миропонимание он им изменил, а знания, теперь добудут они сами.
И пошли эти существа в мир. В мире том не было их сотни лет. Многое изменилось. Прошел уже потоп, насланный за мятеж нижних богов (В Библии они упоминаются как ангелы, наплодившие с земными женщинами детей - великанов). Боги верхние, решив что всё кончено, ушли, оставив лишь небольшие силы для поддержания порядка. И в этот мир пришли Неприкаянные. Тогда их еще так не называли...
Глеб замолчал, я, уже захваченная историей, не выдержала и спросила:
- И что же с ними стало?
- И хотели они учить народ, - Глеб словно меня не слышал, он смотрел куда-то в сторону, словно повторяя навсегда запомненную страницу  из книги… - Но народ не признал их, люди стали примитивнее. Не эти заветы исполняли они, а всё, что кроме них - то крамола и ересь. И сказали люди Вернувшимся: «Покайтесь, отрекитесь, умоляйте наших богов (точнее Бога этого мира), унизьтесь, и мы, так уж и быть, примем вас на испытательный срок».
Люди забыли сущность богов, потому и речи их были столь неразумны. И вернувшиеся пошли дальше, к тем, кого оставили боги вместо себя. Но те побоялись их крамолы, и сказали то же, что и люди.... И не победили их ставленники ушедших богов и отреклись от них, и отрёкся от них мир. Отреклись ли от мира они? Они не приняли его и этим всё сказано.
И пошли они дальше. Они встречались с Другими и видели многое. И вернулись в наш мир. В этот мир. И встретились с демонами тьмы, с повелительницей их Лиллит и любовниками её, и Князем Тьмы - повелителем Темных существ. И говорили с ними. И те сказали: «Вы изгнаны из многих миров, идите к нам...». Но опять Вернувшиеся должны были изменить своим знаниям и зарокам... И не победили их повелители стихий и теней. И отреклись от них. Отреклись ли от Тьмы они? Они не приняли её и этим всё сказано.
И много ходили они и были ещё отречения. Везде их радостно принимали, но ликовали, когда они уходили. И не было того, к чему можно было бы прийти душой. И стали они одиноки. Это не проклятие. Это история и жизнь...
От них отреклись миры, и потому они стоят на краю. Их мало, и со временем становится меньше (их не берёт загробный мир - везде их радостно принимали, но ликовали, когда они уходили), потому что от времени сходишь с ума и унижаешься до одного из отрёкшихся миров. Но нигде им нет спасения от мук своих.
Они - Неприкаянные.
И прошли они через число отречений. Их боялись, считали странными; кланялись в лицо, и проклинали в след. Но Неприкаянные не хотели уходить: ценя свободу, они ещё не понимали её.
После отречений миров собрались Неприкаянные в Межмирье...
И встали они друг напротив друга, большим кругом. Должно было быть принято решение, как существовать дальше. Был ли у них наимудрейший, адепт, вершитель Судеб? Не верьте тому, кто скажет, что был. Каждый из Неприкаянных был мудр, и один уважал мудрость другого, не имел права, да и не мог позволить себе указывать другому. Ведь это было равнозначно не уважению самого себя.
И сотворили они тогда Ритуал. Каждый из них завязал по узлу. По узлу из чего? Там были и страхи, и надежды, и прошлое, и будущее. И любовь, и ненависть, и мужество. То, что он брал с собой, и то, что навсегда оставлял на том Совете. И подняли они руки со своими заклятьями - узлами. И объединили их в великую цепь Неприкаянных. Цепь их силы и могущества, великого терпения и отмщения. А затем всё было довольно прозаично. Они разбрелись кто куда…
Разбрелись по разным мирам, с разными целями. Кто-то ушёл в одиночку, кто-то шёл не один. И были те, кто изучал магию. Точнее не изучал. Скорее наоборот. Пытались создать свои. Были такие адепты и в этом мире.
Долгие годы, которые они прожили, изучая древние манускрипты в сумеречных подвалах заброшенных монастырей, привели к тому, что тела их осунулись и теперь более походят на тела скелетов, кожа стала бледной... А выбравшись, стали они учить избранных, как их когда-то. Не все, конечно. Конечно, великую Истину сообщать ученикам никто не собирался, да они этого никогда бы и не поняли, но основам практических знаний их учили.
Но прошли века. Что-то ученики подзабыли, что-то перепутали. Что-то исказили ученики учеников. Их учили видеть в смерти не только холодное тело. Некоторые стали специализироваться только на гаданиях, некоторые на подчинение себе других. А Истины первого Некроманта как-то во всём этом обмельчали, стали несущественными для людей и отодвинулись на дальний край, потеряв свой изначальный смысл. И вышли с этого такие кровавые культы как вуду.
Некромант говорил: «Пути добра и зла перекрещиваются. Я - владыка этого перекрёстка». Он давал им начальные сведения о моделировании мира. Если слабый человек вообразит что-то, то ничего не произойдёт. А если это сделает Сильный, то простые это увидят. А они понимали так: Ты Сильный, ты заставляешь нас смотреть «твой» мир. А если тебе надоест и ты представишь что-то другое, то мы уйдём в небытие?!
Некромант рассказывал о природе своей, об отречении миров и неприкаянности, о «даре» брать чужую энергию. О свойствах смерти и сильных эмоциях страданий. А примитивные колдунишки понимали так. Тебе нравится смерть, ты учишь кровавым ритуалам. Значит, что бы ты не перестал нас воображать, вот тебе крови и мучений, и побольше, побольше.
Хотел как лучше, а получилось как всегда...
Но часть-то знаний осталась. Вот и родилось: чудовищно мощное колдовство и потрясающе кровавые ритуалы. Было одно, а закончилось всё другим, к чему по сути своей отношения-то и не имеешь...
Глеб тряхнул головой, провёл рукой по лицу, словно стирая липкую паутину, совсем как тогда, когда рассказывал о Чёрной башне.
Я не знала, что сказать, просто положила руку ему на плечо…
- Я не знаю, откуда… - вздохнул Глеб, заглядывая мне в глаза. Его глаза снова стали нормальными, разве что в них сквозила такая боль, что у меня захватило дыхание. – Откуда это всё. Там, в избушке у старухи, мне синились сны, разные сны… Мне снилась ты – и это были счастливые ночи… но иногда, мне снились Неприкаянные в круге силы. Я словно был одним из них, словно чувствовал то, что чувствовали они.
- Не надо… - тихо сказала я. – Не говори ничего, если тебе больно.
- Не больно, нет, - покачал головой Бейбарсов. – Странно – эти эмоции словно мои и не мои одновременно. Я рассказал о Неприкаянных девчонкам, а Ленка потом спросила у старухи о них. Ты не представляешь, как она напряглась, когда Ленка задала ей вопрос, но всё же ответила.
Она сказала, что мы похожи на Неприкаянных, потому что мы используем их силу, их уроки, а значит, должны принести и их жертву – отречься от своих душ. Не так, как при продаже души: мы должны предать свои души своей силе, она властвует над ними, а не мы сами. Мы – некромаги, поэтому нашей сущностью стал мрак в смысле сил, которые мы используем – ужаса, смерти, паники, всей тьмы, что есть в человеческих душах…
- Но ты нарушил это правило, да? – спросила я, вспоминая историю с ядом некромагии.
- Да, я полюбил тебя, - улыбнулся Глеб. – А любовь, хоть она и бывает тёмной, но всё же она – противоположность сил некромага, а, значит, одно с другим не уживутся.
- И ты веришь, что всё было так? В смысле о Неприкаянных?
- Не знаю. Хотя, история с появлением некромагов мне кажется правдивой. Должно быть так и было, вот только Неприкаянные… Я думаю, правда в том, что они не имеют душ. И почти наверняка, это самое большое их желание – обрести душу, себя.
- У тебя есть душа, ты сам говоришь… - заметила я.
- Да, - Глеб снова вздохнул. – Но я остался где-то внутри Неприкаянным – я плохо различаю свет и тьму, я даже не уверен, а есть ли они. Именно поэтом тебе не стоит быть вместе со мной. Я не хочу, чтобы с тобой случилось... Я не хочу, чтобы с тобой произошло что-то плохое. Я ведь сам могу быть причиной этого…
- Как бы то ни было... – сегодня было прямо соревнование по упрямству. – Я же боюсь другого: что ты однажды опять уйдёшь, но в этот раз уже не вернёшься.
Глаза предательски защипало, так как прятаться было некуда, я уткнулась лбом в плечо Бейбарсова, надеясь, что он ничего не заметил. Я понимаю, мало вероятно, но всё же...
- Прости, - снова сказал он.
- От стыда и от смерти, от медленной боли
Защити меня, знаю, ты можешь спасти
От безумной свободы, от тяжкой неволи,
От меня самого защити.

Обними, отнеси, отпусти мои мысли
Заговоренный омут надежды твоей.
Если вымерзну в ясной и песенной выси,
Хоть слезами ладони согрей.

Закричи, из далека: «Вернись, я вернулась»,
Упади на меня, обхвати, не пусти,
Чтобы память в лицо пустоте улыбнулась,
Обмани меня и защити.

От стыда и от смерти, от медленной боли
Защити меня, знаю, ты можешь спасти...
От безумной свободы, от горькой неволи,
От меня самого защити,
- продекламировал айтварас.

Я подняла голову и посмотрела на Глеба. Он хотел мне что-то сказать, но, похоже, не знал как, поэтому сказал первое, что пришло ему в голову:
- Скажи мне... зачем ты... волосы отстригла?
- Это давно было, три года назад, - я тоже говорила, только чтобы говорить. – Мне нужно было... начать... жизнь заново, хотя у меня это и не особо получилось... Склепова права: если женщина хочет что-то изменить, она меняет причёску...
Конечно, это совсем не то, что нужно было сказать, но отчего-то именно эти слова, нелепые, неверные, запомнились мне на всю жизнь. Я ведь и так знала, что он чувствует, и для меня это признание-непризнание было гораздо важнее, чем все прочие.
Не скажу, что мне было легко смириться с тем, кто такой Глеб.
Когда он рассказывал мне о Неприкаянных, я поняла, как много значит для него наша любовь, как много значу для него я. Я никогда не смогу до конца понять, что же происходило с ним в землянке у старухи, но я знаю, что буду рядом столько, сколько смогу.
Завтра будет новый день.
День, когда надо будет снова что-то доказывать. День, который, возможно принесёт новые испытания. Я не знаю, сможем ли мы их выдержать - одно проклятие чего стоит, но мне хочется верить.
Завтра будет новый день.
И я надеюсь, завтра будет и для нас.

Глава семнадцатая
Наследство чародеев

Лета ещё не было видно, но его запах уже плавал в воздухе. Когда-то давно, ещё совсем ребёнком я задумалась, как же пахнет лето. Возможно, для каждого оно имеет свой, неповторимый запах, но для меня лето всегда пахло горячей, пряной травой и пылью. Нет, не городской пылью, а дорожной, ведь это тоже совсем разные вещи, только мало кто присматривается к ним.
Хотя откуда я могла знать запах дорожной пыли, если всё детство, до того как меня забрали в Тибидохс, я провела в Москве? Дяде Герману и тёте Нинели даже в голову не могла прийти мысль взять меня с собой в отпуск...
Люди же бывают удивительно невнимательными…
Люди зачастую и не догадываются о том, что рядом с ними кипит другая жизнь. Наша жизнь. Некоторые маги после школы или аспирантуры возвращаются в родные города и живут среди людей, но таких немного. У нас есть правило – о нас не должны знать, людям хватит экстрасенсов и прочей мелкой шушеры.
За тем, чтобы наша тайна такой и оставалась, даже следят специальные люди. Смешно и грустно – нас, могущественных магов и чародеев, они оберегают от людей. Люди не бывают готовы принять магию такой, какая она есть. Некоторые из них готовы поверить в могущественных заклинателей, которые одним словом могут вызывать громы и молнии. На самом же деле, это, конечно, не так.
Мы и образ жизни ведём по большей части почти людской. Конечно, мы кое-что можем. Не все, а лишь прирождённые маги. Их бывает сложно отличить от людей, обладающих экстрасенсорными способностями. На первых стадиях разница почти не заметна.
Но маг обученный может творить настоящие чудеса, хотя это не так просто. Мы можем летать, но и это на вид простое явление незнакомо нам также, как и большинству людей законы ядерной физики.
Ведь мы по большей части простые люди, которые разве что могут чуть больше…
Да, как это не грустно, многие мечтают о чудесах и волшебстве, но увидев чудо воочию, они не всегда верят в него. И от нас, если мы всё же существуем с их точки зрения, они ожидаю совсем иного. Я всё больше прихожу к тому выводу, что маг – это человек, но почти человек. Это и есть отличие. Впрочем, наша сила – лишь внешняя оболочка. А суть… она ускользает часто даже от нас.
Так вот, бывает, что настоящие маги живут среди людей. Но все мы, люди, - одиноки, и все нуждаемся в том, чтобы быть среди подобных и равных себе. Потому и были много веков назад построены города и деревни для магов.
Их не так много, потому что и нас достаточно мало. В малоразвитых странах и маленьких государствах городов нет. Если там и находят подходящих людей, то их чаще всего забирают в иностранные школы. Конечно, есть и исключения – может и в маленькой европейской стране быть поселение магов, но это, как правило, либо деревенька, либо даже одна-единственная улица. В Англии, настоящем центре европейской магии, это, конечно, Магфорд.
В крупных странах таких поселений бывает несколько. В Америке их два, в Канаде два с половиной (два города и небольшая деревенька). В России, как в самой большой стране в мире, таких мест пять (хочется написать шесть, но Тибидохс это только школа). Китеж находится в Поволжье, это научный центр российской магии. На севере Урала есть маленький городок Соловец. Конечно, Лысая гора на Украине, как административный и культурный центр. На Чёрном море лежит крошечное Лукоморье, что-то вроде магического курорта. Есть ещё город Вятебск на юге Сибири. Самый крупный магический город в мире.
Место, куда мы, собственно, и направляемся…
Вятебск вынырнул неожиданно, словно из тумана, блестящим медным пятаком играя среди яркой зелени полей своими крышами. Высотных зданий здесь не было. Они ведь чаще всего строятся из стекла и бетона, а на эти материалы очень сложно накладывать маскирующую магию от лопухойдов. Сверху он почти ничем не отличался от подобных ему городков людей.
Разве что пролетят мимо сова или голубь с привязанным к лапе письмом. Ну, или вот два человека на летательных инструментах. Но обычному человеку этого никогда не увидеть. Хотя изредка сюда и попадают путешественники, это случается более чем редко.
Ягге рассказывала однажды, что появление человека в поселении магов превращается в настоящее представление, так, покидая затем город, человек часто решает, что ему всё приснилось. Наш народец любит пошутить. Средневековые маги глаза умели отводить мастерски – сколько историй о том, что человек видел разных маленьких человечков. Только вот вместо маленьких человечков обычно бывали маги вполне нормального роста.
Хотя и так в глаза человеку может броситься немало: магазины, на витринах которых выложены странные товары, люди, одетые не по эпохе, мелкая нежить, шныряющая между домов.
От людей прячутся не только маги, но и все, кто имеет к ним хоть косвенное отношение. Все бояться людей. Да, у нас есть сильные заклятия, мы живём дольше и можем летать, но человек и его изобретения не щадят никого – ни нас, ни себе подобных. От ядерного взрыва не укроешься заклятием, нам рассказывали, что случилось с теми, кто не успел покинуть Хиросиму и Нагасаки… Людей погибло больше, чем нас…
Но людей в несколько  сотен тысяч раз больше. И мы при всём своём могуществе перед ними фактически беззащитны.
Маги и прочие магические существа тем и отличаются от людей, что мы в отличие от них ещё не растеряли свою связь с Гейей. Мы всё ещё её часть. А это, как многое в мире, двойственно, - это и сила, и слабость… Да, людей погибло намного больше, чем нас, но мы до сих пор храним в себе эту боль. Даже те, кто родился позже… это как эхо из прошлого.
Пока помнит Гейя, будем помнить и мы…
Люди же забыли всё слишком быстро, для них это лишь страшная сказка, хотя и не столь страшная как дефолт или отсутствие электричества больше суток… Они продолжают создавать оружие, оружие, оружие. А Гейя уже разгневана на них – болезни, природные бедствия, для неё это единственная возможность напомнить о себе, остановить людей пока не поздно. Вот только люди не хотят слушать. Они не помнят…
А мы помним. Мы помним всё – и рассвет человечества, и великую катастрофу, которая чуть не уничтожила людей. Это помнят все, и светлые, и тёмные, никто из нас не пытается перешагнуть Границу, потому что помнит её. Хотя молодые помнят хуже, но придёт время, и они вспомнят – это как сон, как фильм во сне или наяву. Его видят все, все помнят, но никогда не говорят. Все знают и молчат, потому что это слишком страшно…
И мне тоже страшно. Потому что от меня ничего не зависит, совсем ничего... Какой бы сильной я не стала в конце концов… Так или иначе платить мы будем вместе. Не будет людей, исчезнем и мы.
Хорошо, что мы прилетели так рано – на улицах уже появились люди. Они деловито сновали туда-сюда, быстро переговаривались, готовясь к началу нового дня. Могу себе представить, какая толчея здесь в полдень…
Мы опустились на маленькой площади на окраине города и для начала поинтересовались, где здесь можно остановиться на несколько дней. Нам указали на небольшую, но уютную семейную гостиницу.
Чтобы не терять времени даром, мы оставили инструменты, быстро перекусили и решили не откладывать поиски до завтра. Опять же у меня уже не было никаких сил ждать...
Первым делом обратились к портье – невысокому, щупленькому пареньку, с азартом копающемуся в пылесосе.
Мне тут же вспомнился Ягун. В их небольшом доме в Китеже он занял весь чердак своими пылесосами и адскими смесями. Мы с Катей коллегиально накладывали заклинания, чтобы далеко не приятные запахи не просачивались в жилые помещения. Но от его экспериментов чаще всего не помогала даже магия.
Интересно, как они там сейчас?
- Скажите, пожалуйста... – нерешительно сказала я. Ноль внимания, фунт презрения...
- Ты не знаешь, где мы можем найти Олега Вещего? – спросил Глеб.
- Безумного Олега? – переспросил паренёк, похоже, мы его заинтересовали, он даже отложил в сторону отвёртку и вытер масляные руки о джинсы.
- Безумного? – удивилась я. – Почему?
- Да у нас много всего про него рассказывают, - лениво, явно подражая кому-то из взрослых, ответил мальчишка. – Кто-то говорит, что он давно сошёл с ума. С тех самых пор как потерял свой дар. Так что, если вы за пророчеством, вы лет на двадцать промахнулись. Если хотите, вам моя бабка погадает, она теперь первая пророчица в наших местах, - гордо добавил он.
- Нет, мы не за предсказаниями, - отрицательно покачала головой я. – Нам нужно с ним поговорить.
- Тогда уж лучше бы за предсказанием, - сочувственно протянул паренёк. – Он гостей не жалует. Давно, ещё меня не было, он ушёл жить куда-то в лес. С тех пор он почти не появляется в городе. Мне мои друзья, они на дальнем хуторе живут, рассказывали, что раз заблудились в лесу, наткнулись на его дом. У него так просто в дом не попадёшь, там забор и твари всякие шныряют...
- Это не так важно, - заметил Глеб. – Главное, они смогут нам подсказать, как добраться до места.
- Да, говорю же, не покажут они, - рассердился паренёк. – Он их тогда окольными путями из леса выводил, они и дороги-то не запомнили. А даже если и запомнили, не пойдут они к Безумному Олегу…
- Почему? – удивилась я. – Мы же не собираемся их с собой внутрь брать.
- Да не дойдёте вы, а сам он не пустит! А пацаны его бояться, в лес ещё полгода после той встречи заходить боялись.
- Он такой страшный? – удивилась я.
- Страшный не страшный – я его не видел, только вот, - мальчишка наклонился и испуганным шёпотом добавил. – Искры у него фиолетовые и голубые…
- Некромаг? – удивилась я. Такие цвета бывал лишь у некромагических искр.
- А говорили некромагия запрещена, - усмехнулся Глеб. – Что-то слишком высокая популяция нашего брата на территории России. Старуха говорила, - добавил он, обращаясь только ко мне. – Что Чума-дель-Торт, - мальчишка сдавленно вскрикнул. Да в  этих местах даже сейчас её имя всё ещё вызывало страх, не то, что у расхрабрившихся магов из центра. – В своё время убила семерых некромагов помимо прочих волшебников и отняла у них Дар. Да и наша старуха в своё время неплохо поохотилась...
Мальчишка-портье только испуганно переводил свои округлившиеся глаза с меня на Глеба. Причём на Глеба он смотрел почти с суеверным ужасом.
- Напугал мальчишку, дело не хитрое, - нахмурилась я. – Всегда умеешь всё испортить...
- Да ладно тебе, - отмахнулся Глеб. – Я-то не собираюсь его заколдовывать.
- А вы... вы пришли, убить Олега? – слегка заикаясь, выдавил паренёк.
Я только тяжело вздохнула. И кто его опять тянул за язык, видел же, как они тут бояться некромагов! Ну, Бейбарсов!
- Никого мы убивать не собираемся, - терпеливо объяснила я, мальчишка кивнул, только по глазам я видела, что он мне ни на грамм не поверил. Остаётся надеяться, что хотя бы помочь не откажется. – Нам нужно просто с ним поговорить. Ты поможешь?
- Хорошо, - кивнул он, но снова быстро посмотрел на Глеба. – Я объясню вам, как добраться до хутора, а там вы уж сами... Только пацаны точно в лес не сунутся – может, их папаня только поможет...
В результате мы всё же стали обладателями подробных инструкций о том, как добраться до хутора. Паренёк посоветовал идти пешком, потому что сверху мы рискуем промахнуться мимо места. Спорить мы не стали. Оставив в гостинице вещи и инструменты, выбрав только самое необходимое, мы отправились в путь.
- Р-р-р! Бейбарсов! Тебе вечно надо! – взорвалась я, выходя из гостиницы.
- Что мне надо? – невинно заметил Глеб.
- Мальчишку зачем пугал?! – поинтересовалась я. – Видел же, как они все тут напуганы! Специально же сказал!
- А если случайно?
- Последнее, что ты сделал случайно в своей жизни - родился. Он же нам мог после этого ничего не объяснить!
- Но объяснил же, - спокойно парировал Бейбарсов, привычно лукаво и насмешливо улыбаясь. Я, наконец-то, поняла, что он меня просто дразнит. Долго же до меня порой доходит.
Сволочь!

Под вечер начался дождь. Мелкий, противный.
А мы всё шли и шли, я уже начала жалеть, что мы послушались мальчишку, как бы в этой темноте не промахнуться. Но, перевалившись через очередной холм, я, наконец, разглядела хутор, стоящий возле самой кромки леса.
Правда, через эту мелкую морось он казался расплывчатым световым пятном.
Вблизи он лишь усилил моё недоумение: это был не обычный хутор, а словно маленькая крепость, огороженная высоким забором из сруба, на котором мерцали разнообразные защитные завесы.
- Они что тут к войне готовятся? – буркнула я.
Глеб лишь пожал плечами и сильно постучал в ворота.
Стучать пришлось долго – только через пять минут на уровне человеческого лица открылось зарешёченное окно,  оттуда недовольно поинтересовались, что нам нужно.
- Просто переночевать, - влезла я, решив, что не стоит пока упоминать Олега. – Мы все промокли в дороге...
Довольно долго окошко молчало и я уже хотела повторить свой вопрос, когда ворота, наконец, приоткрылись, пропуская нас внутрь.
Во дворе, освещённом тусклым электрическим светом стояли несколько мужчин, двое из них совсем старики, а в более молодом, но не менее суровом, мужчине, я уверенно признала хозяина хутора. В руках они держали охотничьи карабины, заряженные, как я подозревала, заговорённым серебром.
- Где же ваши вещи? – удивился хозяин. – Не с этим же вы путешествуете? – кивнул он на наши рюкзаки.
- Инструменты мы оставили в городе, - ответил Глеб, так как я в этот момент занималась осмотром двора с многочисленными хозяйственными постройками.
- Так что же вам здесь нужно?
Прежде, чем я успела ответить, во двор выскочило три отвлекающих обстоятельства – два мальчика возраста недавнего портье и совсем маленькая девочка. В ярко освещённом прямоугольнике входной двери тут же появилась внушительная женская фигура. Как я поняла, это была мать ребятишек.
- Саша, Дима, Кристина! – недовольно воскликнула она. – Сейчас же в дом.
Но на громкий окрик матери дети почти не обратили внимания, только девочка нерешительно оглянулась, но тут же последовала за братьями.
Они были близнецами: одинаковые растрёпанные рыжие волосы, одинаковые чёлки, идентично падающие на лоб, те же внимательные, настороженные глаза, тот же нос. Только один мальчик был чуть повыше, а другой крепче, но ниже. Девочку я почти не разглядела – она тут же спряталась за спины братьев. Я отметила лишь тёмные любопытные глаза.
- В городе сказали, что вы можете помочь нам найти Олега, - сказал Бейбарсов.
- Какого такого Олега? – прищурился хозяин.
- Олега Вещего, - спокойно повторил Глеб. – Мы знаем, что он живёт в этом лесу.
Услышав про лес, мальчишки заметно побледнели и, прихватив упирающуюся девочку, быстро скрылись в доме.
- Есть тут один лесной житель, - не стал отпираться хозяин. – Вот только с чего вы взяли, что мы знаем, где он живёт?
- Нам сказал мальчишка-портье, - решила вступить в разговор я.
- Портье, говоришь? – прищурился один из стариков.
- Нюшин внук, - пояснил ему хозяин. – Даже если мы знаем, почему мы должны вам помогать? Безумный Олег нам ничего плохого не сделал, а мало ли что он решит, если мы отведём вас к нему.
Я, признаться, растерялась. Я даже как-то не подумала, что они не согласятся помочь просто так, если им всё объяснить. На моё счастье Глеб не обладал такой наивностью. Порывшись в своём рюкзаке, он аккуратно извлёк на свет маленькую деревянную шкатулку. Глеб передал её хозяину хутора. Тот мельком заглянул внутрь и сказал:
- Хорошо. Утром мы отправимся в лес, жена покажет вам, где можно устроиться на ночь.
И быстро ушёл в дом, забрав с собой стариков. Мы остались одни посреди двора.
- Что ты ему дал? – удивлённо спросила я.
- Жемчужину «Чуткие уши», - улыбнулся Глеб, направляясь к дому.
- Какую-какую жемчужину? – не поняла я.
- Сказки читать надо, - усмехнулся Бейбарсов. – Если поднести её к уху, можно будет понять голоса почти всех животных.
- А откуда она у тебя взялась? – заинтересовалась я.
- Она была среди вещей старухи, - неохотно ответил он. Глеб вообще не любил вспоминать время в землянке алтайской ведьмы. – Была среди трофеев убитых магов...

Утро началось с того, что я катастрофически не выспалась.
Хозяин хутора, которого звали Василием, поднял нас ещё до рассвета. Таким образом удалось поспать от силы часа четыре. Во время завтрака я не переставая зевала, пока его жена, смилостивившись, не отвела меня к колодцу. Обжигающе-холодная вода помогла сразу.
Надо сказать, что никому кроме меня – ни Глебу, ни самому хозяину и его проснувшимся сыновьям ничего подобного не понадобилось.
Быстро покончив с завтраком и забрав вещи, мы уверенно двинулись в путь. Василий ничего не говорил, но уверенно вёл нас сквозь лес. То ли у этого леса была такая магия, то ли ещё что, но я совсем не запомнила дороги, да и вообще словно потеряла чувство времени. Когда мы вышли на обширную лесную поляну, солнце стояло уже совсем высоко.
Здесь Василий с нами простился и, что-то объяснив Глебу насчёт обратного пути, быстро скрылся в лесу.
Дом, действительно, был огорожен высоким забором. Но забор этот ни в какое сравнение не шёл с мощными брёвнами хутора. Помня, что первое впечатление бывает обманчиво, я посмотрела на него истинным зрением и ахнула...
Через равные промежутки на брёвнах были начертаны странные символы, которые прямо светились магией. Я обошла забор по периметру, но не нашла даже намека на ворота или хотя бы калитку. Обошла снова, рассматривая всё истинным зрением. Тот же результат, то есть отсутствие всякого результата…
Вернувшись к Глебу, я с удивлением увидела, что он улыбается, глядя на мои поиски.
- Ну и что ты думаешь? – немного обиженно спросила я.
- Тут определённо живёт большой шутник, - заметил Бейбарсов.
- Может, объяснишь?
- Ты видела знаки на брёвнах? – спросил Бейбарсов. Я кивнула. – Тогда смотри и делай выводы.
С этими словами он подошёл к забору и спокойно прошёл сквозь него. От удивления я даже не нашлась что сказать. Подошла ближе – тот же непробиваемый забор. Решив положиться на любимый русский авось, я закрыла глаза и шагнула навстречу дереву, ожидая удара. Но ничего подобного не произошло.
Я открыла глаза и увидела, что нахожусь уже внутри.
Передо мной стоял Глеб, под ногами у него белели странные камни. Я оглянулась и увидела, что никакого забора нет – позади было всего несколько высоких палок с теми же символами, какие были на заборе.
- Иллюзия, - догадалась я.
- Всё правильно иллюзия, - спокойно заметил новый голос.
Я быстро повернулась и увидела на крыльце дома человека, которого не заметила раньше.
Олег был намного моложе, чем я ожидала. Хотя, скорее всего, он просто выглядел молодым.
На вид ему было лет сорок, около того.
На самом деле было трудно поверить, что о нём говорил с таким страхом мальчишка-портье и что это его так опасались хуторяне. В нём не было ничего страшного или даже угрожающего. Правда, потом я поняла, что всё дело было во взгляде. Он очень напоминал мне взгляд прежнего Глеба. Столь же спокойный и опасный.
Не сказать, чтобы Олег был очень высокий – выше меня, но ниже Глеба; темноглазый с забавными чёрными волосами мелкими кудряшками, чуть побитыми сединой у висков. Я никак не могла определиться, какой он. Он казался то невероятно серьёзным, то весёлым и каждый раз за этим проглядывало что-то, чего я никак не могла определить.
Кроме Глеба и девчонок (не считая Чумы, конечно) я никогда не видела некромагов. И всё же мне сложно было поверить, что Олег – некромаг. Это как-то совсем не вязалось с его обликом.
- Здравствуйте, - нерешительно поздоровалась я.
- Здравствуй, Таня, - улыбнулся Олег.
- Откуда вы знаете моё имя? – удивилась я.
- Ты очень похожа на родителей, - серьёзно заметил маг, а потом вдруг рассмеялся. – К тому же тебя частенько раньше  показывали по зудильнику.
- У вас есть зудильник? – опять удивилась я.
- Ну, я же не совсем лесной человек. И давай лучше на ты, - заметил он. – Всё же почти родственники.
Затем он повернулся к Глебу.
Лицо Олега быстро меняло выражения – узнавание, удивление, недоверие, напряжение и снова привычная расслабленность.
- Некромаг, - выдохнул он. – Ну-ну. А ещё думал, кого не обманули мои брёвнышки.
- Взаимно, - холодно заметил Бейбарсов.
- Ты ведь ученик Лагнарии? – полуутвердительно сказал Олег.
- Да, так, кажется, звали нашу ведьму.
- Ну-ну, - повторил Олег и отступил внутрь дома. – Заходите, чего уж.
Внутри всё оказалось неожиданно. Очень аккуратно, даже уютно, совсем не похоже на жилище одинокого мужчины...
Первым делом Олег усадил нас за стол, а я в это время ему рассказала всё о том, как мы здесь оказались. Только пока не говорила почему, решила сначала присмотреться.
- Вам повезло, выбрали единственную гостиницу в городе, где ещё упоминается моё имя, - говорил Олег. – Конечно, не очень лестно, но ещё помнят... Анна, бабка этого паренька, когда-то училась у меня методам прорицания.
- Мальчишки говорили, что у вас тут всякие монстры дом охраняют, - заметила я и быстро поправилась. – У тебя.
- Монстры? – усмехнулся Олег. – Скорее уж монстрики, не такие уж они и страшные... Теперь новых придётся лепить, а то твой жених их всех извёл, а хорошие были големы...
Я закашлялась, с опозданием понимая, почему мне показались такими странными камни у ног Глеба. Всё просто: это были не камни, это были выбеленные временем черепа.
Наверное, я побледнела. Олег только усмехнулся.
Пока мы пили чай, то мы молчали, но потом Олег, наконец, задал вопрос, ответ на который я всё ещё боялась озвучить. Как-то не по себе было.
- Я, конечно, рад, что вы прилетели ко мне, - заметил Олег. – Но я последние лет двадцать совсем не стремился к тому, чтобы меня могли найти. Какая же причина побудила вас совершить столь дальнее путешествие? – прищурившись спросил маг.
Я начала рассказывать (Глеб демонстративно молчал, не сводя пристального взгляда со старого некромага). Сначала собиралась коротко, но, отвечая на многочисленные уточняющие вопросы Олега, рассказала всё очень подробно (правда, опустив начало этой истории и яд некромагии).
- Вот значит как... – заметил маг, закуривая. – Мне всегда казалось, что Соня что-то помнит о своих настоящих родителях, но я никогда не пытался расспрашивать её об этом. Она появилась... именно появилась, - резко сказал Олег в ответ на недоверчивый взгляд Глеба. – Соня появилась на пороге моего дома однажды летним утром. Я всё жизнь был уверен, что это была не случайность, но ничего узнать о ней не смог. Даже с помощью магии... И всё же мне всегда казалось, что она хорошо помнит своих родителей. Несмотря на то, что ей тогда было всего четыре года, она обладала огромным магическим даром. Мои зверушки не тронули её, казалось, что они её и не замечают. Сообразительная не по годам, смелая... Она так и осталась у меня, а потом, когда выросла, я отправил её учиться в Тибидохс.
- Сарданапал говорил, что она ждала возле дома одного из учеников, - заметила я.
- Я не хотел, чтобы о моём скромном убежище узнал хоть кто-нибудь, - усмехнулся некромаг. – Не только потому, что некоторых смущало направление моей магии. Больше всего мне к тому времени осточертели ведьмы-домохозяйки, которые от нечего делать, наверное, с утра выстраивались ко мне в очередь за очередным предсказанием... А что тебя так удивляет? – снова усмехнулся он. – Нет ничего нуднее взбалмошных домохозяек, особенно если они умеют колдовать – от таких не так просто отвязаться. Хуже них только резвые пенсионеры. Времени у них навалом и столько же упрямства.
- Но она же росла у вас, неужели вы и не догадывались, откуда она может быть? – удивилась я.
- Нет, говорю же. В ней было нечто странное, чего я никогда не видел у современных людей, но при этом она прекрасно разбиралась в малейших нюансах тогдашней нашей реальности. И она абсолютно точно была ребенком, - усмехнулся Олег Глебу. – Просто у неё был некий дар знать всё наперёд. Не предвидеть, а именно знать.
- Но тогда... – беспомощно прошептала я, Олег тяжело вздохнул и сумрачно кивнул. Горло перехватило и воздуха мне не хватало.
Глеб быстро поднялся, притянул меня к себе и крепко обнял. Я лбом уткнулась ему в грудь и судорожно вцепилась в спину. Сейчас меня не смущало даже то, что нас видит почти посторонний человек.
Моя мать знала, что они погибнут.
Она с самого начала знала это... Почему же она не предотвратила этого? Или она даже не пыталась?
Стул скрипнул и Олег быстро вышел, давая Глебу возможность меня успокоить. Или просто уходя от собственных призраков прошлого.
- Почему они погибли? – кусая губы, чтобы не заплакать, пробормотала я. – Что было таким важным, чтобы умирать за это?
- Разное бывает. Скажи, а разве у тебя нет вещей, за которые ты готова умереть? – спросил Глеб.
У меня? Есть. У меня есть друзья, Глеб. Есть школа, мой первый дом. Есть ещё всякие важные вещи, за которые можно умереть, не жалея об этом. В мире почему-то всегда оказывается, что хоть жизнь и самое ценное, что есть у человека в мире, всё равно есть такие зачастую призрачные вещи, которые весят на человеческих весах гораздо больше.
Правда, не каждый решиться, чтобы пожертвовать за них жизнью. Но в этом случае их малодушие становиться экзотическим ядом, который незаметно разрушает душу, превращая человека либо в безжалостного робота, либо в аморфное подобие человеческого существа.
Я подняла голову, вглядываясь в тёмные глаза Глеба.
Да,  у меня есть вещи, за которые можно умереть. Вещи, за которые я готова это сделать. Но одно дело...
- Только не надо говорить, что одно дело ты, а они совсем другое, - усмехнулся он, но усмехнулся как-то по-доброму. – Отрицая их выбор, ты принижаешь их. Ставишь ниже себя. Почему для тебя важны всякие сложное и не слишком, возвышенные вещи вроде дружбы, чувств, долга, а для них – нет.
- Я совсем не принижаю их, просто... – договорить Глеб мне не дал, он быстро наклонился и уверенно нашёл мои губы.
- Просто тебе больно, - спокойно заметил он, когда отстранился.
Я просто кивнула и снова уткнулась носом в его свитер.
Было очень хорошо стоять вот так, обнявшись, когда кажется, что в мире нет ничего плохого, что плохого просто не бывает. А даже если и бывает, то сейчас это где-то неизмеримо далеко.
- Спасибо, - улыбнулась я, отстраняясь. – Просто я бы многое отдала за счастливое детство с родителями, которые меня любят, без этой постоянной ненависти. И пренебрежения.
- Ты всерьёз хочешь, чтобы я объяснил твоим дражайшим родственникам, насколько они были неправы? – лукаво протянул Бейбарсов.
- Ну, уж нет! Мне бы хотелось, чтобы родственники у меня были хотя бы формально!
В ответ на это Бейбарсов лишь насмешливо пожал плечами.
- Ну, что, пойдём искать нашего хозяина?
Олег нашёлся на веранде. Он сидел в плетёном кресле, спокойно опустив голову на руку. В нём была сейчас та неизменная спокойная уверенность некромага, непередаваемая насмешливость... и некоторая мягкость. Рядом с ним на столике лежал простой конверт без марки и адресата.
- Она хотела, чтобы я отдал тебе это, - кивнул Олег на конверт.
- Она? Значит она, действительно, знала...
- Выходит, так, - пожал плечами Олег и легко поднялся из кресла. – Ведь отец отдал Сарданапалу своё кольцо.
- И что там?
- Сама знаешь, маги умеют хранить свои тайны. И уважать чужие, - заметил некромаг, а потом обратился уже к Глебу. – Думаю, нам стоит устроить вас на ночь, ты не находишь?
Глеб с сомнением посмотрел на меня, а потом на Выходящего с веранды Олега.
- Я буду рядом, - напоследок сказал он.
Когда они вышли, я нерешительно приблизилась к креслу и устроилась на самом краю. Давно я так не робела, как тогда, когда брала конверт.
Это была обычная бумага, этакий ничем непримечательный конверт советских времён, только без марки и адресов. Лишь практически неуловимый след тонкой магии говорил о его истинной природе. Решив больше с этим не тянуть, я вскрыла конверт и развернула бумагу.
У матери был не слишком красивый, быстрый почерк.
«Здравствуй, Таня!
Мне не хочется писать всю эту чушь о том, что «если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет», хоть это и теоретически верно. Мне очень жаль, что так получилось, но прошу тебя, поверь, у нас с Лео просто не было другого выбора. Я надеюсь только, что это даст тебе надёжную защиту.
Я знаю, она тебе понадобиться.
Так уж получилось, что я знаю про тебя так много, а ты про меня почти ничего. И всё же, я не буду отнимать наше время, ведь есть вещи намного более важные, чем моё прошлое. Спроси Олега и Калерию, Сарданапал поможет тебе их найти. Они смогут рассказать обо всём лучше меня, я-то никогда не отличалась талантом рассказчика.
Многое, наверное, ты ждала от этого письма, но я по собственной глупости оттянула его написание на последний момент. Сегодня придёт Чума. Уже начинает темнеть, так что я не знаю, сколько у меня осталось времени. Поэтому я расскажу только то, чего не сможет тебе рассказать никто другой.
Как всякая сирота, ты наверняка интересовалась историей своей семьи, и тебя не могло не насторожить отсутствие сведений о моих родных. От матери мне достался редкий дар, дар знания. Потому-то я, хоть и была совсем маленькой, когда появилась в доме Олега, всегда знала, кто были мои настоящие родители. Мерлин и Вивиана. Полагаю, это может тебя шокировать, но это так.
Сразу поясню такую разницу во времени – я росла в Тайной стране, куда ушли мои родители ещё во времена Артура. Время движется там совсем иначе, чем на Земле. Когда на Земле проходят века, в Тайной стране сменяются лишь годы.
Моя судьба была здесь, на Земле, поэтому когда я достаточно подросла, они отправили меня сюда, строго настрого предупредив молчать о своём происхождении. Я и молчала всё это время, рассказав всю правду только твоему отцу накануне свадьбы.
В тот день я его предупредила также и о нашей судьбе, так что свиток с пророчеством Древнира не стал для него роковой неожиданностью.
Мне жаль, но я поклялась и не могу рассказать тебе, почему мы всё же решились на это. Но поверь, мы всегда любили и будем любить тебя.
Я знаю, когда ты получишь это письмо и что тебя к нему приведёт. Крепись, моя девочка, к сожалению, всё только начинается.
Я помогу тебе с этим проклятьем.
Когда члены нашего рода, начиная с твоего деда подходят к тому порогу, за которым смерть, они возвращаются сюда, в Тайную страну. Я тоже вернусь сюда однажды... очень скоро...
Всё, что тебе нужно – найти проход в Тайную страну, там мы с дедом будем ждать тебя, чтобы помочь. Для того чтобы попасть сюда, ты должно...»
Здесь письмо внезапно обрывалось. По моей спине пробежали мурашки, когда я поняла, почему.
Я рывком вскочила на ноги, опрокинув кресло, но, даже не обратив на это внимания, и поспешила в дом. Глеб и Олег уже давно, как видно, сидели в гостиной, ожидая моего возвращения. По тому, как они замолчали, когда я вошла, я поняла, что говорили они обо мне. Но сейчас это было не так важно.
- Я знаю, что нам нужно делать! – выдохнула я.
Жди меня, мама. Подожди ещё немного, скоро я приду к тебе...

Небо было затянуто тонкой пеленой серебристых облаков, сквозь которую временами проглядывали звёзды. Луна мутным глазом смотрела из-за деревьев. Ночной лес был полон разных шорохов и звуков. Казалось, что со всех сторон за избушкой наблюдают чьи-то осторожные и внимательные глаза.
Было не слишком уютно, но я быстро привыкла.
Как-то странно. Мне даже не верилось.
Почему я никогда не интересовалась жизнью своих родителей, никогда не спрашивала о них?
Я ведь столько могла узнать... о себе...
Странная всё же у нас семейка, с такой родословной можно ждать каких угодно сюрпризов. А самое странное то, что за исключением моего отца большинство магов в нашей семье были... темными и даже мама. Олег говорит, что она неплохо разбиралась даже в некромагии! А я ещё удивлялась, почему у меня так неплохо получаются тёмные заклинания...
Но самое главное, теперь я знаю, мама жива. Значит, у меня есть ещё шанс исправить свои ошибки. У меня есть ещё шанс встретиться с ней. Нужно только найти вход в Тайную страну. Не знаю даже, что тянет меня туда больше – возможность снять проклятие или шанс встретиться с мамой.
Даже не вериться, что это происходит со мной...
Нет, я, конечно, частенько попадаю во всякие неприятные ситуации, со мной случаются таинственные истории, которые другим и не снились. И всё же, со мной никогда не случалось ничего... лучшего. Что может быть лучше для сироты, чем «воскрешение» родителя.
Прохладный ветер медленно качал травы и шуршал листвой. Здесь было так спокойно.
Мне внезапно вспомнился другой мир и другой вечер, когда мы всё также готовились к борьбе с проклятием. Как давно это было! Сколько воды с тех пор утекло... мне немного не хватает того времени, того мира. Было куда страшнее, но всё равно всё казалось проще.
Война и смерть, вероятность просто не вернуться в свой родной мир. Сейчас же всего лишь всё тоже проклятие, которое почему-то доставляет куда больше проблем, чем всё остальное. А самое неприятное, что нам так и не удалось установить его природу. А снять то, чего ты не знаешь не смоет даже самый сильный маг, пусть и проклятие может быть пустяковым.
Да, сейчас нет такой опасности для нас или наших друзей, но внезапно появляются сомнения. Нет, не в нашей с Глебом любви. В том, что хватит сил. И ещё что-то ещё не определимое, но весьма навязчивое. Ещё одна непонятная подсказка интуиции.
Сзади скрипнула половица.
- Ну, как тебе здесь? – спросил Олег.
- Неплохо, только кажется, что за мной кто-то наблюдает, - поделилась своими соображениями я.
- Это только зверушки, они любят приходить к моему дому. Он для них как огонь для мотыльков, только ведь всё равно приходят, - усмехнулся старый некромаг.
- Я так и подумала, но всё равно слегка неуютно...
Мы некоторое время молчали, пока Олег курил.
- В городе говорили, что ты потерял свой дар лет двадцать назад, а и не знала, что такое возможно… - вдруг сказала я. – Почему это случилось?
- Из-за Сони и Лео, - вздохнул маг. – Моим последним видением было то, что Чума добралась до них. Я видел всё, что случилось тогда в вашем доме. И я… опоздал. Не успел спасти их, тогда-то я и решил, что не хочу знать будущее, если уж не могу его переменить. Я отказался от своего дара.
- Отказался от дара? – удивилась я. – Как…
- …это возможно? Запомни, Танюша, возможно всё, пока не доказано обратное. Мой приятель, Артур Кларк, тоже неплохой маг, любил повторять, что определить границы возможного можно, лишь выйдя за эти границы…
- И всё же?
- И всё же… - Олег задумался. – Сначала я думал, что это от потрясения, потом понял, что магия во многом похожа на нить, на связь с окружающим миром, только мы этих связей не видим... Сама собой эта нить не оборвётся, но её можно оборвать двумя способами – если кто-то разрушит её со стороны и если ты сам обрежешь её.
- Нам ничего подобного не рассказывали… - протянула я.
- А это не традиционная позиция, многие считают её лишь недоказанной теорией о природе магии. Ведь эти связи невозможно увидеть.
- Но было бы интересно, - улыбнулась я.
- Интересно? – мигом посерьёзнел Олег. – Совсем нет. Это страшно. Огромная сила, огромная ответственность. Даже стражи не видят эти связи. А, если ты их увидишь, то ты сможешь на них влиять.
- И что, никто не пытался их увидеть?
- Многие пытались, но получилось только у одного… - глухо ответил он.
- У кого?
- У Чумы, однажды я слышал, будто бы она говорила, что это как прекрасный светящийся мир, но видеть его дольше нескольких секунд невозможно, там свои заклинания, - я судорожно вздохнула, отгоняя прочь воспоминания. – Что-то не так?
Что уж тут сказать? Как объяснить, что меня так пугает? История ли моей семьи, сама русская предрасположенность к тому, что считают хуже чёрной магии – некромагии. Не зря же в русских сказках так много сказаний о Кощее и Бабе-Яге, которые на самом деле и есть древние некроманты.
- Да, нет… Да, - решилась я. – Я два раза видела этот мир… Я – она?
- Видела?! – вскочил некромаг, у него было странное выражение лица, мне даже показалось, что он испуган, но он почти сразу сел обратно. – Нет, ты – не она, но вы очень похожи, только она выбрала путь некромагии, а ты – светлая.
«Ну, ты хотя бы притворяешься светленькой… Так, чуть-чуть», - зазвучал вдруг в моей голове голос Ужаса. Я судорожно сглотнула.
Неужели я могу однажды превратиться в Чуму?!
- Что ты знаешь о ней? – осторожно спросила я. – Я почему-то никогда об этом не спрашивала... сама не знаю почему. Но всегда хотела знать.
- Ты уверена, что хочешь это узнать? – подумав, спросил Олег.
- Иногда мне кажется, я должна это знать... – призналась я.
- Ну, что ж, ладно… Кто-то же должен был тебе рассказать об этом однажды, - он словно подбадривал сам себя. – Про начало её жизни мало что известно, обыкновенные маги и вовсе ничего об этом не знают, а среди нас, некромагов, в своё время, когда она ещё была в силе, ходило много разных слухов. Кто-то говорит, что она была стражем, другие – полубогиней, но одно точно, простым человеком (а вернее магом) она никогда не была.
Для того чтобы стражу стать смертным, он должен потерять свои крылья или дарх, причём потерять не просто где-то, и тогда у него остаётся достаточно сил, как у Древнира, например. Но без своих крыльев или своего дарха, другие не подходят, стражем ему уже не быть. Есть, конечно, Буслаев, но тут песня отдельная... Так что вот, я сомневаюсь, что она была стражем. Но и в то, что она полубогиня, мне не очень-то вериться. Я вот думаю, что она была стихийной.
Я не сдержала удивлённого вскрика – стихийные были полумифическими созданиями, о которых и маги-то редко говорили. Мы изучали на последнем курсе магию стихий, но очень сжато, коротко. Драконы учили меня, но учили использовать силу Гейи, а не стихии.
И всё же... Если Чума была стихийной, это многое объясняло: стихии вышли из хаоса, не свет и тьма, а она могла повелевать нежитью, созданиями хаоса.
- …ещё говорили, что когда-то Чуму называли Дианой, - Олег и не заметил, что я отвлеклась. – Но и это вилами на воде писано. Одно могу сказать точно, она не сразу стала некроведьмой, а, возможно, даже когда-то была светлой. Что и как там случилось, я не знаю, да и никто теперь не знает – все, кто знал, давно уже мертвы... О ней заговорили во времена Древнира, говорят, тогда они сражались вместе со стражами тьмы, но, ещё до гибели его сына, Древнир за что-то рассердился на Чуму и заточил её за Жуткие ворота.
Много веков о ней ничего не было слышно. Исчез с лица земли Древнир, весь мир переменился, Жуткие ворота держались на волосе. Но однажды произошёл какой-то сбой, Чума и несколько духов хаоса вырвались в наш мир, всех удалось вернуть или уничтожить. Всех, кроме Чумы.
Никто не знает, что там, за Жуткими воротами, но видно и там тоже есть какая-то жизнь, какой-то свой мир. Чума там сильно переменилась, именно тогда её и начали называть Чумой-дель-Торт. Она стала некроведьмой, но не такой как многие другие (а некромагия тогда ещё не была запрещена, да и запрет-то появился во многом благодаря тётке Чуме). Сказалось видно, что она раньше была стихийной...
- А как это связано? – удивилась я.
- А ты разве не знала, что некромаги – такие же стихийные? – в свою очередь удивился Олег. – Ну, не совсем такие же, конечно...
- Нет, нам об этом никогда не рассказывали...- покачала головой я.
- Слушай дальше, - сказал Олег. – Но с той стороны Чума вернулась измождённой, она многое могла, но сил у неё было маловато. Она решила спрятаться на Алтае, где из-за сильного магического фона земли её было трудно отыскать. Там она познакомилась с Лагнарией, тоже некроведьмой. На самом деле то, откуда взялась Лагнария, тайна гораздо большая, чем история Чумы. Оказалось, что у них общий слой некромагии, общий фон. Одной его держать на себе было бы сложно, поэтому они не стали убивать друг друга, а решили друг другу помочь.
Тут Чума снова пропадает на долгие века. Что с ней происходило в это время можно только догадываться. Понятно, она копила силы, изучала приёмы некромагии, забралась туда, куда другим и не снилось – тот слой некромагии держался в основном на ней. Она даже смогла мельком увидеть магические связи мира... Но точно сказать, что там было нельзя. В то время Чума редко покидала своё убежище, да и то только для того, чтобы убить очередного некромага, получить его силу...
Некромаги – люди со странной психикой...
- Знаю, - усмехнулась я.
- ...Лагнарии, видно, не было нужно особой власти, она вела жизнь довольно тихую, насколько вообще может быть тихой жизнь некроведьмы. Впрочем, недооценивать её не стоит, в своей жестокости она не уступала Чуму. Возможно, Чуме уж больно хотелось отомстить за своё заключение за Жуткими воротами, а возможно её просто так влекла к себе власть... В общем, уже в двадцатом столетии она вновь объявилась в мире. Настолько сильная, что ей бы уже не рискнул бросить вызов даже самый сильный страж (разве что вдвоём-втроём), но ей и этого показалось мало. Она начала охоту на самых сильных магов, теперь, в основном, светлых.
- Сарданапал рассказывал мне об этом, - вставила я.
- Понятно, тогда перейдём к концу истории, - кивнул некромаг. – После многочисленных побед она отправилась к Лео и Соне. Твои родители были сильными магами, особенно София, но я думаю, что ей больше был нужен талисман Четырёх Стихий, который помог бы ей выпустить в мир хаос из-за Жутких ворот.
- И она убила родителей, - тихо сказала я, смаргивая внезапно подступившие слёзы. – А меня защитил талисман.
- Да, - тихо кивнул Олег. – Так. Потом она ещё пыталась вернуться, но лет семь-восемь назад я перестал ощущать её совсем. Теперь она, похоже, исчезла навсегда...
- Это я убила её, - тихо призналась я, а потом внезапно спросила. – А я... Я не стану такой, как она?
- Не знаю, - честно ответил Олег. – Здесь всё зависит только от самого мага. Если не захочешь, будешь осторожнее, значит, не станешь. Я так думаю, что её сила досталась тебе... Не отрицай. Но сама по себе сила – почти ничто. И всё же Чума когда-то не справилась с искушением, за это её Древнир упрятал за Жуткие ворота. Не такой он был маг, чтобы кого-то отправлять туда просто так, он верил в добро в людях...
- Вот только я не знаю, что это за искус, а значит, не могу знать, как его избежать, - горько сказала я.
- Я в тебя верю, - улыбнулся Олег и мы снова надолго замолчали.
Поднявшийся ветерок трепал траву, посреди которой серебрились в лунном свете старые черепа. Меня они совершенно не смущали. Значит ли это, что я уже проиграла? Что я стану такой... Таня-дель-Торт... Нет!
- Вы вместе... – заметил Олег, вырывая меня из тяжёлых мыслей, правда я не сразу смогла сообразить, что он имеет ввиду... – И, похоже, счастливы...
- Да, я... Я сначала даже не думала, что она такой, - с улыбкой призналась я. – А, когда узнала его, поняла, что по-другому и быть не могло...
- Как это может быть? – задумчиво спросил Олег, я даже не уверена, что он меня слышал до этого. - Некромагу нельзя любить.
- Я знаю, - кивнула я, улыбка моментально стёрлась. Всегда, когда я вспоминала о яде некромагии, у меня перед глазами вставало бледное лицо Глеба и всё, произошедшее тогда в ангаре. Не слишком вдаваясь в подробности, я рассказала Олегу всё, что случилось тогда.
- Тогда понятно, хоть и необычно, - кивнул он. – Только вот та девочка, - Лена, да? – не совсем права. Всё это сложно, чем больше дар, тем сложнее...
-... Дело в том, - вздохнул Олег. – Если некромаг начинает терять свою силу, как было с Глебом, он испытывает боль своих жертв.
- Боль своих жертв? – не поняла я.
- Боль своих жертв – предсмертную агонию всех, чьи силы он забрал, - пояснил мне он. – А у мальчишки было чертовски много сил... И ещё кое-что осталось, не знаю только как. Ты наверняка не замечала, но он временами использует некромагические заклинания, но силу частенько берёт в другом месте... Ну ладно, спокойной ночи, - сказал Олег и оставил меня наедине со своими мыслями. – И всё же будь с ним осторожнее.